Я притворюсь, что ты всегда со мной.

***

Они просились на ладонь –

Слезинки–капли.

И обжигали, как огонь,

Но небом пахли.

А я смотрелась в облака,

Смешно и мило,

И пальцы прятала в рукав –

Теплее было.

А мир юлил большой юлой –

Волчок в полоску.

Мне было донельзя светло –

Светло и просто.

Мост простирался через гладь,

Неумолимо.

А мне бы вечность так стоять

С тобой, любимый, –

Чтоб так туман со всех сторон,

Чтоб небом пахло,

Чтоб мы собрали на ладонь

Дождинки–капли,

Чтоб мир крутил свою юлу,

Чтоб дрожь по коже…

Чтоб я сказала, что люблю,

И ты – что тоже.

***

Она глядит в мои глаза –

Туманно–сумрачная вечность.

Размытый день, дождливый вечер,

Устали руки, зябнут плечи,

Так много хочется узнать.

Так много света впереди

И лишь один конец тоннеля –

Мы все там будем. Давит келья.

Я не хочу в плохое верить.

Я знаю, что в конце пути:

Огонь. Вода. И трубы – медь.

Рожденье. Смерть. Судьба и пепел.

Жара, дожди и пыльный ветер.

И я оставлю всё на свете,

Чтоб для тебя пожить успеть.

***

В бредовой смеси дыма, сна и яви,

В истерике асфальта и бетона –

Ты будешь исключением из правил,

Я буду нарушением закона.

Сплошною пеленой слепого ливня,

Тропинкой под скользящими шагами –

Ты будешь мне моей реальной жизнью,

Я буду всем, что дальше будет с нами.

В изысканно запутанных ресницах,

В полосках туши на раздетой коже –

Я буду тем, что и должно случиться,

Ты будешь тем, чего не быть не может.

В истерике асфальта и бетона,

Взорвавшейся мелодией волшебной –

Мы будем нарушением закона

Под грифом «совершенно совершенно».

***

Стоп. На этой улице зима

Щурится за первым поворотом.

Лечь бы прямо здесь и задремать

На дороге снежной у кого-то.

Брось, чего смеяться, всё пройдёт,

Торопиться – только всё испортить.

Лечь бы прямо здесь на сизый лёд

Сливочными буквами на торте.

Слушать приближение шагов,

Кремом налипая на подошвы…

Стоп. Когда не видно берегов –

Ты в открытом море, что уж проще.

…Бьюсь в плечо, как робкая волна.

Может, всё же хватит антидота?!

Побежали! Где-то там – весна

Бродит за последним поворотом.

***

Решётка кровати расчертит границы,

Молчанье – унылый мотив.

И ты приручил большеглазую птицу,

Зачем-то её полюбив.

Садилась на плечи, клевала с ладошки

Остатки обеда и хлебные крошки,

Доверчиво глядя в глаза.

Но хмурилось небо, как будто бы знало –

Каким бы хорошим ни было начало,

Оно лишь начало конца.

И крылья тихонько ложились на полку,

А если летать – то всегда втихомолку,

То только по дому летать…

И хмурилось небо, где тучами плыли

Рассказы о том, что когда приручили –

Уже не хотят отвечать.

И хмурились звёзды – им вечно не спится!

И ты пристрелил большеглазую птицу.

***

Февраль.

Давай.

Чернил и плакать.

Я правда в норме, если вкратце.

А в рифму было б слово «слякоть»,

Но – честно! – не до Пастернака,

Хотя бы до себя добраться!

Февраль.

Смотри

Cо всей отвагой

В мои глаза не-цвета–неба.

Он был живой, а не Живаго,

Он был… А кажется, что не был.

Он был.

Молчи.

Я тоже буду.

И, знаешь, больше не позволю,

Ломать свою же веру в чудо…

Февраль.

Последний месяц боли.

***

С.Д.

Я как пленница Крита. Сбежать, утонуть, проснуться –

Не удастся никак. Ни к чему удивлённо охать.

Ты не верь в то, что видишь: трудно ли улыбнуться?

Ты не злись на меня – мне действительно очень плохо.

Эта маска вросла. Нет в улыбке ни капли фальши,

Но живое внутри ладит петли к крюкам от скуки.

В лабиринте темно, я не знаю, куда мне дальше,

Минотавр потихоньку уже потирает руки.

Ты бы дал мне клубок? Или меч, или может свечку,

Да и просто надежда мне б ещё как сгодилась…

Только ты – во дворце, ты, наверно, забыл про встречу,

Было глупо рассчитывать, правда, на эту милость.

Было глупо рассчитывать, правда, на эту малость,