Еще помню – нанизывание колец из стеблей опавшей турецкой сирени. Это происходило на морском бульваре. За нашей прогулочной группой были закреплены две большие скамейки. Воспитательница Луиза Вольдемаровна выбрала место в удаленной от моря аллее. Чтобы нас не унес ветер с моря и чтобы была тень. Тень от дерева турецкой сирени. Это дерево я числила в единственных и драгоценных. Позже я заметила, что ими обсажена вся аллея, но в раннем детстве взгляд упирается в то, что рядом, уходит вглубь, а не вширь.

Летом деревья выгорали от яркого солнца. От пышных благоухающих соцветий оставались гроздья желтых шариков и стебли-прутики. Ветер носил прутики по бульвару, и мы их собирали. Один конец прутика тонюсенький, а другой утолщенный, похожий на маленькое копытце; завернешь за него тонкий и выйдет кольцо. Потом проденешь в кольцо следующий прутик и снова соединишь концы. Мы плели длиннющие цепи и с упоением возили их за собой по асфальту.

Рисовать сиреневым мелом на асфальте мне не нравилось – мел скреб по пористой поверхности, а на костяшках пальцев горели ссадины. Наверное, поэтому я не провожу таких занятий с детьми. Хотя многим, наверное, это бы понравилось.

Чувственный опыт – сокровище. Он определяет нашу судьбу. Мы въезжаем в мир в детской коляске, катим по бульварам и паркам, не зная, что это такое. Мы еще не назвали ни один предмет и ликуем, когда нас вынимают из теплого укрытия и держат на руках, под огромным небом. И то, что небо – небо, еще только предстоит узнать.

Мы никуда не спешим, не выбиваемся из ритма. Когда он внезапно нарушается, нам становится страшно и мы плачем.

Помню, как старушка-няня часами могла просиживать у окна с нашим годовалым сыном. «Шук, шук, шук», – приговаривала она, отбивая такт ребром ладони. Тем самым она как бы внушала ребенку: «Смотри, не спеши. Все будет, как будет, такая жизнь… Вон машина едет, вон тетя идет, шук-шук-шук…»

Едва научившись ходить, дети пекут «куличики». Получается не сразу. Первые опыты – обвалы, песок не держится, все сыплется. На помощь приходят формочки. Набил песка внутрь, опрокинул, пристукнул ладошкой, снял формочку, а под ней – яблоко. Но даже полуторагодовалый ребенок не будет тянуть «яблоко» в рот, он знает, что это игра, что это как будто бы яблоко.

Малыши любят рыть канавы. Старшие возводят замки из песка, а они, знай себе, роют канавы. Им важно дорыться до глубины. «Я до самой Америки дорыла», – сказала трехлетняя дочь.

Пока их занимает процесс. Как кроты, они роют подземные ходы. К законченной работе теряют всякий интерес: и места-то не помнят, где полдня орудовали руками и совками.

Как-то раз я потеряла дочь на пляже. Ее искали всем миром. «Разыскивается девочка Маня в розовых трусах…» – эту весть разносили по рупору со спасательной станции. Маня была обнаружена в огромной яме, которую она вырыла неподалеку от того места, где мы расположились. Я спрашивала Маню, слышала ли она громкий голос по рупору. «Нет. Я яму копала».

Куличи – выпуклости; ямы, канавы – вогнутости. До трех лет дети осваивают выпукло-вогнутое пространство. Это освоение столь же значительно, как и освоение речи. Полость можно заполнить. Чем? Водой. Игра с водой – излюбленное занятие детей. Иногда она наносит серьезный ущерб имуществу. Я, например, лишилась единственного в своей жизни флакона французских духов. То есть лишилась я не флакона, а духов – они были вылиты, а пузырек заполнен водой. Зато куклам повезло!

Впрочем, наши лишения ничто по сравнению с их приобретениями. Переливая из пустого в порожнее, дети постигают основное свойство материи. Разумеется, им ничего не известно про закон жидкости и газа, принимающих форму сосудов. Пока они заполняют пузырьки и бутылки, завороженные струением или неподвижностью воды. Вода – стихия, она манит так же, как огонь. Сколько раз ребенок сходит по воду – принесет ведерко с моря, выльет в лужу, отправится за следующим. Если ему не разрешают войти в воду и зачерпнуть ведром где поглубже, его задача усложняется. Сколько там добудешь с берега, да так, чтобы ноги не промочить!