Детское наблюдение: льется вода из крана в кружку, дошла до края – и больше не вольешь. В большую кружку входит много воды, в лекарственный пузырек – мало. Потом возникла другая игра – разливать воду из кружки по всевозможным емкостям. Получалось: одна кружка может напоить многих.

Или просто лить воду на асфальт и смотреть, на что похожи пятна и разводы, это все равно, что видеть разные картины в облаках, даже еще интересней, поскольку ты являешься хозяином положения.

Заполнение емкостей – один из путей освоения формы. Любопытство к тому, что внутри, в глубине, неодолимо. Однажды в детстве я засунула палец в узкое горлышко флакона от духов и пришлось разбивать флакон, чтобы высвободиться из стеклянной тюрьмы.

Есть вещи, которые примагничивают к себе. Хочется трогать, осязать витые ножки старинной вазы, скользить ладонями по голубым граням стекла, нащупывать подушечками пальцев выпуклости мелких цветочков. Тактильные ощущения пробуждают чувственные. «Мамина рука такая ласковая, такая гладкая, как асфальт».

Глубина – тайна, в нее хочется проникнуть, поверхность чарует, заманивает. Вещи оживают под пальцами. Детям необходимо все потрогать, они воспринимают предметный мир через осязание. Запрещая детям прикасаться к предметам, мы лишаем их полноты познания, вызываем тактильный голод, неудовлетворенность. Это может привести их впоследствии к неприятию ласки, к неумению проявлять нежность.

Вот почему лепка, копание в песочнице, выпекание куличей, рытье ям, осязание предметов органически необходимы детям. Нельзя лишать их возможности брать в руки или хотя бы трогать те вещи, к которым их влечет. Последствия строгих запретов куда хуже разбитой чашки.

Подстольный, задиванный мир таинствен. Семилетняя Юля с упоением рисует. И вдруг: «Можно я полазаю? Поищу чего-нибудь на полу?»

В детстве мне часто снился один и тот же сон: в абсолютно пустой, стерильно чистой квартире я собираю грибы. Срываю их с плинтусов, кладу в корзину. Пространство, о котором заведомо знаешь, что оно пусто, оказывается наполненным.

Заглянула в комнату к детям. Они спят. Письменный стол (вход) завешен пестрой тряпкой. Заглянула в дом: игрушки тоже спят. Мышка уложена в коробку из-под обуви, на подушку, укрыта одеялом. Коробка – на поролоновом валике: мышка вознесена надо всем, ее только вчера подарили, она главная. Постоянные жильцы – обезьянка Яшка, ослик, кукла-растрепа – спят в ряд, не укрыты. Никаких дневных тарелок, бутылочек, ложечек – ночью дом ночной, спящий. Дом-спальня. Завтра, возможно, посуда-изгнанница займет свое место, обязательно на стене появятся картины, нарисованные игрушками, самую лучшую сработает мышка – если не выйдет из любимчиков.

Совсем другое – строить дома из кубиков или конструктора. Здесь все внимание обращено на экстерьер, поэтому дома дети под столом не возводят. Они «экстерьерные» и должны быть видны всем. Под столом-крышей создаются интерьеры, внутреннее пространство жизни. Это дело интимное. «Выпечка» куличей из песка и рытье канав подводит детей к возведению домов и их обустройству. По сути это тот же процесс освоения выпукло-вогнутого пространства.

Дети находятся в непрерывном процессе строительства. Построили дом, за ним следующий, глядишь, их уже целая улица. Улица города. А где же сам город? Улица обрастает светофорами, переходами, уже мало кубиков, мало деталей «конструктора», в ход идет домашняя утварь: ложка – фонарь, солонка – урна и т. д. и т. п. Разносортная фактура не препятствие.

Наши темпы освоения нового несоизмеримо ниже детских. Почему мы теряем темп? Может быть, потому, что мы растрачиваем массу энергии на сопротивление или приспособление к социуму. Мы, взрослые, не способны, как дети, жить настоящим моментом. Опыт прошлого тяготит нас, будущее пугает. И в какой-то момент мы обнаруживаем, что потеряли интерес к жизни: все так банально, нет ничего нового!