Напротив стояло ещё более недоделанное строение из керамзитных блоков, ничем не облицованное, можно сказать, фольклорное: без окон, без дверей. Там Сергей Анатольевич устроил наблюдательный пункт. Съёмкам никто не препятствовал, во дворе высокой стеной стоял многолетний бурьян; хозяин, скорее всего, переживал затяжной финансовый кризис и в дом не наведывался.

Пернатое семейство как раз вывело потомство и старательно собирало насекомых на прокорм вечно голодных отпрысков. Снимки самца и самки с набитым букашками клювом приятно тешили эго фотографа. Через положенное время сфотографировались ещё должным образом не оперившиеся слётки, а затем самка, заносившая строительный материал для нового гнезда. Если речь зашла о втором выводке, значит, горихвосткам в Оренбурге понравилось.

Фото «кавказцев» он показал тем же знакомым орнитологам. Оказалось, что у них была информация о том, что чернушки постепенно расселяются в направлении на север, но его снимки – первое документальное свидетельство их появления в Оренбуржье. Этот случай укрепил уверенность Лагунова в собственной исключительности.

Следующей весной он снова наведался в посёлок, где снимал пернатых новосёлов, чтобы проверить, повторится ли прошлогоднее свидание с горихвостками. Прогуливаясь ранним утром по строящейся деревенской улице, высматривал места, которые местные трясогузки, каменки, коноплянки выбирали для гнездования. Пичужки никак не могли свыкнуться с мыслью, что их исконные степные угодья осваивает человек, и упорно селились среди досок и в обрезках водосточных труб. На дальнем конце конька двухэтажного дома сидела небольшая тёмная птичка, рассматривать которую из-за большого расстояния Сергей Анатольевич поленился. Когда он уже миновал строение, птах, сорвавшись с конька, и, громко вереща, полетел прямо к нему, а, оказавшись над головой – резко завис, затрепетал крыльями, словно жаворонок в токовом полёте. Сергей Анатольевич замер в изумлении, разглядев рыжие перья в хвостовом оперении птицы: горихвостка-чернушка!.. Потрепетав над ним секунду-другую, птах вернулся на крышу.

«Чудны дела твои, господи! – поражался Лагунов. – На кого-нибудь ещё пикировал с крыши самец редчайшей здесь птички, творил над макушкой токовый полёт и, как ни в чём не бывало, возвращался на место? Нет, нет и нет! Токовый полёт – танец любви, исполняемый самцом, чтобы на него обратила внимание самка. Получается, птах узнал меня, понял, что я его не приметил, и подлетел, представился, поздоровался, и, скорее всего, усовестил в крылатых своих выражениях меня за ротозейство! Очень на то похоже. Как-никак, мы с ним герои одной публикации».

Сергей Анатольевич, хоть и размышлял о происходивших с ним и с пернатыми событиях с долей иронии, но иного объяснения им, кроме того, что он всё-таки особо отмечен птичьим сообществом, не находил. Читая о птицах, их особенностях и привычках однажды наткнулся на рассказ об авгурах, древнеримских жрецах, которые находились на службе государству, при том, как и все крупные религиозные деятели, обладали большим влиянием и солидной заплатой. Были они интерпретаторами воли Юпитера Всеблагого Величайшего, птицегадателями; работа не пыльная: сидеть и наблюдать за птицами, делать пророчества. Подход был научный: процесс аккуратно документировался: записывалось и поведение птиц в момент гадания, и сами, соответствующие этому поведению, предсказания. Составлены были большие подробные трактаты – руководства по предвозвестиям. В древние времена ни одно дело не следовало начинать без птицегадания, Тит Ливий даже восклицал в сердцах; «Кто ж этого не знает?» И действительно, как боги ещё могут воздействовать на недисциплинированное человечество, если не с помощью различных знаков? Авгуры специализировались в гаданиях не на звёздах, не на снах, и даже не на (прости, господи) внутренностях жертв; их избранницами были птицы, которые эти знамения и приносили. Просвещённые древние римляне не очень-то верили в волхвование по наитию свыше, больше полагались на научные достижения, поэтому образованные священнослужители авгуры пользовались доверием латинян, много лет успешно трактовали всевозможные птичьи движения и звуки, пока недоверчивая паства не заподозрила мошенничество и не разочаровалась в этих самых ауспициях, то бишь прорицаниях. Заметка была написана не без юмора, и Сергей Анатольевич с удовольствием прочитал об особенностях этого забытого религиозного культа, улыбнулся, но и призадумался. Не могли авгуры с бухты-барахты навязать неглупому населению культ и около семисот лет его эксплуатировать, если бы при его зарождении у них не были очевидные основания… Скорее всего, самый первый авгур был хорошим провидцем, этаким пра-пра Нострадамусом, или пра-пра-пра Вольфом Мессингом, человеком, реально способным предсказывать будущее. В его предсказаниях участвовали птицы, и это вполне нормально, решил Лагунов, это только подтверждает наличие земного информационного поля, с которым был связан и древний авгур, и птицы. «Я, конечно, никакой не первый авгур, но какой-то причастный точно» – резюмировал новоявленный орнитолог-любитель. Но никому свои наблюдения и размышления он никогда не поверял. Воспитанному материалистом, ему и самому собственные идеи временами казались сомнительными.