Еще недолго и Леля наконец-то заметила строение, которое отличалось от всех, что она успела пройти. Наверное, это был центральный храм. Он ширился на десяток таких домиков, был выше и наверняка более запутанным в середине. Тропинка, которая вела к нему, пробегала под ториями. Их было около дюжины – Леля не посчитала точно. Хотя такая громадина внушала страх, Леля обрадовалась, увидев ее. Одинаковые пейзажи успели не только утомить ее, но и напугать.

Попробовав улыбнуться, чтобы не напугать японских богов своим измученным видом, Леля ускорилась. Все еще мокрые штаны, липнущие к ногам, сопротивлялись этому. Но Лелино рвение как можно скорее попасть внутрь и увидеть хоть кого-то живого, оказалось сильнее.

Леля раздумывала, как поздоровается с первым ей встречным богом, как объяснить цель своего визита, и как ненавязчиво напроситься покушать тут с ними. Сделать это можно на русском? Или вежливее будет обратиться к японцам на японском? А если от волнения она забудет язык? Впрочем, как это возможно, если она его даже не учила? Дело в ее божественной сущности – а та вряд ли способна забывать языки от волнения.

Только вот первые встречные Леле существа, как оказалось, не были настроены на разговоры.

Свернув на тропинку к большому храму, Леля увидела, как из-за колон выскочил… бог? Нет, кажется, это был не бог. Существо – оно казалось выше и сильнее даже самого высокого и сильного человека. Наверное, это екай. Как Кася. Да, это объяснило бы, почему от него вело такой опасностью… Или дело было в перекошенном лице?

У него были серые и словно бы колючие волосы, которые росли не только по голове, но и на шее и, кажется, уходили на грудь. На носу у него было черное пятно, словно он клюнул золу. Хотелось ее вытереть. Но, кажется, пятно не было грязью, судя по тому, что оно уходило вверх и, раздваиваясь на переносице, обводило глаза, что выглядело почти красиво.

Когда ему осталось до Лели метров двадцать, у той появилось сильное желание развернуться и дать деру. Тревога взвилась так резко, что в глазах потемнело. Леля думала еще мгновение – а потом побежала по тому пути, каким пришла.

Она бросилась так резко, что не заметила: дорога больше не свободна.

Второй екай походил на первого. Только его грива была соломенной. А вместо пятна на носу было пятно на губах, которое тоже раздваивалось, но под носом – и разлеталось по щекам тонкими, резкими линиями, которые напоминали усы.

Леля не успела затормозить и впечаталась ему в грудь. Тут же она отскочила на два метра, словно грудь была не твердой, а пружинящей. И хорошо – екай попытался ее схватить, но промахнулся.

Потом они замерли. У обоих лица были удивленными, только Леля близилась к страху, а екай – к радости.

Почувствовав, что ведет себя не очень вежливо, Леля пискнула:

– Здрасте.

Екай не ответил. Неужели не понял слово? Или не знал этого языка? Он продолжал пялиться, и Леля чувствовала, что здорово оплошала. Только вряд ли с приветствием – скорее с тем, что заявилась в Такамагахару.

От страха у нее так колотилось сердце, что Леля не услышала, как екай, походивший на волка, приблизился к ней сзади.

– К остальным? – спросил он.

– Думаю, да, – ответил тот, что стоял перед ней.

Леля даже обернуться не успела. Прошло всего мгновение, как в висок ей прилетело что-то очень тяжелое. Верно, рука здоровяка, который стоял сзади.

На миг Леле стало смешно. Она так переживала, что сделает что-то невежливое при первой встрече с жителями Такамагахары. В то время, как они не церемонились – стукнули ее по голове так, что она сознание потеряла.