Мало ли у нас в России было судейских чиновников, подобных Ивану Михайловичу! Как бичевали и высмеивали племя сие русские писатели – от Гоголя до Салтыкова-Щедрина и Чехова! Нет, никогда не любили на Руси крючкотворов-законников, велеречивых и продажных распорядителей человеческих судеб: ведь судили они не по справедливости, как от века было у нас заведено, не по правде, а – по мёртвой букве закона, закон же, как известно, что дышло: куда повернул, туда и вышло.

Небось, и Иван Михайлович не тянул на героя своего времени. Наверное, не разделял новомодные социальные взгляды, был придирчив до нудности, а может быть нелюдим и скучен, углублён в себя и наверняка – по обстоятельствам жизни – скуповат. Я думаю, может, он и брал понемногу? Детишкам на молочишко (у матери вдовья пенсия – 4 рубля в месяц), а главное – требовала всё больше расходов его единственная, на всю жизнь, страсть. Представим себе, какая страсть могла завладеть уездным чиновником. Хватит пальцев руки, чтобы перечислить известные варианты: вино, карты, женщины, охота, рыбная ловля… Что ещё?..

Страсть Ивана Михайловича, выделявшая его из всего местного общества, называлась: коллекционирование бабочек и жуков. Зачем? Просто для познания красоты и изобретательности Природы, для того, чтобы и другие люди удивились и задумались, оглядев коллекцию.

Он выставлял у своего дома в Кинешме переносные садки, обтянутые металлической сеткой, где воспитывались гусеницы каких-нибудь интересных особей. В потёмках отправлялся в лес, чтобы поймать редкую ночную бабочку. Выписывал из Петербурга книги, чтобы научиться препарировать, высушивать, сохранять и систематизировать находки. Со временем местные насекомые перестали его интересовать, Иван Михайлович о них всё узнал, разместил в коробках, подписал. И расширил круг поисков. В Кинешму на имя чудаковатого судейского стали приходить посылки со странной надписью на коробке: «Сушёные насекомые»; внутри находились жуки и бабочки в стеклянных ящичках, обложенных паклей. Фирма Кёнига из Тифлиса присылала обитателей Южной России, а фирма Штандфусса из Германии приобретала для Herr Ivan Rubinski насекомых во всех странах, куда только могли проникнуть энергичные скупщики экзотической живности.

Иван Михайлович умер в 1926 году в возрасте 74-х лет. До самой смерти жил в Кинешме, где и был похоронен. В самые тяжёлые годы он сохранил своё главное состояние – коллекцию насекомых – и завещал её государству.

До 1960 года, то есть в течение 30 с лишним лет, его жуки и бабочки томились в безвестности в фондах Костромского музея. Когда отыскались дочь и сын коллекционера, музей обзавёлся его биографией и фотоснимком. Начали описывать собрание, и тут выяснилось, что Иван Михайлович в систематизации и определении насекомых допускал неточности, повторы, поскольку был любителем, а не узким специалистам по жукам и бабочкам. С этим извинением коллекцию выставили на всеобщее обозрение.

С годами, по мере химизации народного хозяйства, стали подмечать, что в коллекции есть виды, попавшие по редкости своей в Красную книгу или даже не успевшие долететь до этой Заповедной книги природы. Любителя зауважали ещё больше.

Так и удивляли бы до сих пор жуки и бабочки посетителей музея, расширяли бы научный кругозор студентов, да пришла пора возвращать Русской православной церкви принадлежавшее ей и национализированное в известное время имущество. Сперва музей потеснила монашествующая братия, но мирное сосуществование на одной территории науки и религии, как и можно было предполагать, оказалось недолгим. Русская православная церковь входила в силу, и учреждение культуры вынуждено было отступить. Костромской музей-заповедник торопливо вывели из стен исторического монастыря. Фонды, в том числе и энтомологическую коллекцию Ивана Рубинского, упаковали в ящики и развезли по свободным помещениям, не приспособленным для хранения деликатных артефактов.