– Куда мы едем?

Он на мгновение поворачивает ко мне свое красивое лицо. Я замечаю его переменившееся настроение.

– В одно красивое место.

– Но оно в Риме?

– Да. Рядом с Тибром.

Вилла Боргезе. Я могла догадаться… Здесь я не была раньше. Действительно, сказка. Нет смысла описывать сказочное место. Парк, ресторан. Очень мало людей. Много природы. Никогда не была в ресторане вот так, с мужчиной. Поэтому сказала: «Закажи сам, пожалуйста».

В первый раз за эту поездку пробую вино. И не могу есть. Он сидит напротив и смотрит так, будто я должна что-то сказать или сделать. Когда между мной и человеком вот так повисает нечто недоговоренное, это всегда самое ужасное, что может приключиться. Я опускаю руки и прячу их под стол. Он вдруг опускает глаза и повторяет за мной этот жест. Потом я слышу его слова:

– Я хотел сказать тебе… предложить тебе остаться. Хотя бы на то время, пока ты будешь заниматься переводом.

Внутри меня поднимается защитная стена.

– Я говорила, что это невозможно.

Он молчит и смотрит, кажется, насквозь меня.

– Ты можешь договориться на работе? Ты можешь взять отпуск?

– Да. Не думаю, что дело в работе.

– Тебя кто-то ждет?

Его вопрос произнесен таким тоном, что я не смею поднять глаз, и почти шепотом отвечаю:

– Нет. Никто.

– Я не понимаю, – взрывается он.

Я каждой клеточкой ощущаю его гнев, невольно сжимая под скатертью свои пальцы.

– Ты говорила, что хочешь быть здесь, что любишь Италию, что тебе нравится здесь все. Почему «нет»? Из-за денег? Но это можно решить. Ты можешь жить у меня, если нет, ты можешь снять любое жилье здесь, в центре или на окраине, выберешь сама. Ты сможешь здесь устроиться в какое-нибудь хорошее место, будешь наслаждаться Римом, Италией… Разве ты не хотела этого?

– А разве человек всегда делает так, как хочет? ― не выдерживаю я его напора.

Бросаю салфетку на стол и прихожу в себя уже у каменного парапета, отгораживающего парк от реки, угадывающейся внизу в черной впадине. Ловлю воздух, как рыба, не могу надышаться.

– Давай! Это просто, – его голос тонет в моих волосах, он прижимает меня за плечи, стоя сзади, подойдя неслышно, как пантера.

– Я боюсь.

Я решилась признаться.

Он разворачивает меня к себе. Невероятно красивый на фоне огней и черных ветвей деревьев. Его глаза блестят, будто внутри них горит огонь.

– Я боюсь, – повторяю я, не сопротивляясь тому, что он прижимает меня к себе.

– Чего? – его губы касаются моих волос у виска.

Он так близко, как никогда и никто. Пронзительный взгляд гипнотизирует и не дает дышать. Руки держат так крепко, что внутри меня, на самом донышке, нарастает дрожь. Это страх оказаться слабой. Это страх потерять контроль. И это страх всеобъемлющий.

Когда я была одиннадцатилетней девочкой, в городе, где жил мой отец и мои бабушка с дедушкой, которых я никогда не видела, потому что родители были в разводе, мой дядя, случайно встреченный на улице, решил меня познакомить с ними. Я испугалась, я не соглашалась, но он тянул меня насильно, потом взял на руки, чтобы я не сбежала, и так нес до дома. Не помню, кричала я или нет, била его или нет, помню страх, который дал мне достаточно сил для того, чтобы вырваться и сбежать прямо от полуоткрытой двери моей незнакомой родни. Тогда был поздний вечер, и очень темно.

Страх выключает сознание и память, но включает защитные рефлексы. Почему сейчас они не сработали? Не могу пошевелить ни одним мускулом, даже поднять руку. Просто оцепенела. Сквозь какую-то туманную пелену, которая окутала меня, слышу голос, мягкий, тревожный, зовущий меня полушепотом, и прикосновение к щеке, легкое, как дыхание.