– Подвал и то. Что же это у вас театр-то в склепе? – спросил Николай Иванович проводника, опередив жену и тоже заглянув вниз.

– Простой болгарский театр, – отвечал проводник. – Но только, кажется, я ошибся. Сегодня представления нет.

Из подвала доносилось несколько мужских голосов. По тону слышно было, что голоса переругивались. Проводник побежал вниз, тотчас же вернулся и объявил супругам, что спектакль сегодня отменили.

– Как отменили? Зачем же ты, братушка, вел нас сюда?.. – удивленно сказал Николай Иванович проводнику.

– Афиша… Объявление… – развел тот руками и, вынув из кармана зеленую афишу, при свете фонаря ткнул в помеченное на ней число.

– Ну а отчего же отменили?

– Левов мало собрали.

– Да оно и лучше. Все равно я в такой склеп не пошла бы, – заявила Глафира Семеновна.

– Но все-таки мне хочется посмотреть внутренность здешнего театра, – проговорил Николай Иванович. – Глаша, ты подожди здесь, а я спущусь вниз, – обратился он к жене.

– Нет-нет, я боюсь одна оставаться.

– Да с тобой наш «Метрополь» останется. Он тебя не даст в обиду.

И Николай Иванович спустился вниз. Внизу его обдало теплым, но сырым воздухом. Он очутился в дощатом некрашеном и даже из невыструганных досок коридоре. В нем была будка с надписью «Касса». Двое подростков в овчинных шапках при свете мигающей на стене лампочки вязали в узел какое-то пестрое тряпье с позументами – очевидно, костюмы. Подскочил солдат в шинели и в фуражке и закатил одному из подростков за что-то затрещину. Тот заревел и принялся ругаться.

В отворенную из коридора дверь Николай Иванович вошел в зало театра… Пришлось спуститься еще три ступени вниз. Это был просто большой сарай с узенькими дощатыми некрашеными скамейками перед видневшейся в глубине приподнятой сценой. В первом ряду, впрочем, стояли стулья. На сцене занавес был поднят, и при свете лампочки можно было видеть двух солдат, бродивших по ней. Декораций никаких, но зато сцена была обставлена елками.

«Ну театр!» – подумал Николай Иванович, покачав головой, и вернулся обратно в коридор.

– Когда же у вас теперь будет спектакль? – спросил он все еще плачущего подростка, стоявшего около узла.

– В неделю[80], господине, в неделю, – отвечал тот.

Николай Иванович поднялся во двор.

– Ну что? – встретила его жена.

– Ужас что за помещение! Даже наши дачные актеры-любители, пожалуй, не стали бы играть в таком помещении, а уж те на что неразборчивы. Братушка, да неужели у вас в Софии нет какого-нибудь получше помещения, где даются спектакли? – отнесся Николай Иванович к проводнику.

– Има, господине. В «Славянской беседе» бывают спектакли. То для хорошей публики. Там учители бывают от наша гимназии, судии, прокурор, офицеры…

Супруги, балансируя по дощечке, начали опять выходить на улицу.

– Я дома вечер сидеть не желаю, – заявила Глафира Семеновна мужу. – Ведь это скучища… с тоски помрешь. Пусть братушка сведет нас в кафешантан.

– Идемте, моля ви, мадам. Есть хороший кафешантан в гостинице «Одесса», – откликнулся проводник. – Пение и танцы иноземных девиц. Есть немски актрисы, есть французски актрисы.

– Далеко это? – спросил Николай Иванович проводника.

– Сзади нашей гостиницы. Близко. Через три улицы.

– Ну так и веди.

Супруги двинулись по улице мимо освещенных пивных и кофеен. В окнах везде виднелся народ. Из пивных доносилась музыка, напоминающая нашу музыку на масленичных каруселях. Визжали единичные кларнет и скрипка, и их покрывали тромбон или труба.

Но вот вход в кафешантан при гостинице «Одесса». У подъезда висит красный фонарь с надписью: «Ресторан Одесса».

Ресторан помещается в нижнем этаже. Это довольно большая зала без всяких украшений, уставленная маленькими столиками. У одной из стен эстрада, задняя стена которой задрапирована зеленым коленкором. У эстрады пианино. С потолка висят трапеция и кольца для гимнастов, но эстрада еще пуста. Представление еще не начиналось.