Мы снова молчим. Я смотрю на Фулика, он как всегда улыбается, думая о чем-то своем.

– Я вот что… Я решил рапорт в Афган подавать.

Фулик перестает улыбаться и поворачивает ко мне лицо.

– Зачем тебе эта война?

– Ну как?… Я ж мужик. Проверить себя, повоевать.

Фулик грустно смотрит на меня.

– Повоевать… Думаешь, это игра? «Войнушки»? Ты убивать будешь! Людей. И тебя убьют…

Он отворачивается. Я никогда не видел его таким. Мне кажется, он сейчас расплачется.

– Да брось ты, Фулик! Ну не всех же. Вон Мишка Хуторной вернулся. Орден Красной Звезды и медаль «За боевые заслуги». Круто. И на работу хоть куда. И квартиру легче получить. А то всю жизнь по баракам да вагончикам мыкаемся. Ты ж знаешь…

– Знаю, брат. Я все знаю. Знаю, что не отговорю.

Мы снова молчим, слушая Владимира Семеновича и думая каждый о своем и оба, об одном и том же.

«…Друг оставь покурить, а в ответ тишина

Он вчера не вернулся из боя…»

– Ну, пора мне. – я поднимаюсь. – Слышь, Фулик… Ты мне адрес свой напиши. Черкну тебе что-нибудь с армейки.

Фулик смотрит на меня грустно-виноватым взглядом, и я вдруг понимаю, что он не умеет писать. Сегодня я впервые узнал, что Фулик может быть невеселым и что есть что-то, чего он не умеет.

Два года в ЗабВО. Дедовщина, драки, губа, сержантские погоны.

Дембель, поезд домой, встреча с мамой и друзьями.

Лето, море, девчонки, пьянки.

Окончание техникума , ГКЧП, развал Союза и ощущение новой жизни.

Первая поездка за кордон, свой бизнес, деньги, кабаки.

Смерть мамы, бандиты, наезд, гибель компаньона и мое бегство за границу.

Берлин, Роттердам, Амстердам, Париж.

Бродяжничество, ночлежки, случайные заработки и такие же случайные знакомые. Вербовочный пункт в Фонтунай Су-Буа, 3-й пехотный полк Иностранного легиона, Африка, Южная Америка.

Кокаин, снова дембель, хорошие деньги с продажи кокса, Ницца и куча новых друзей на целые полгода.

Затем Испания, работа вышибалой в ночном клубе и знакомство с самой прекрасной девушкой на свете, с красивым именем Есения.

Возвращение на Родину, свадьба, своя строительная фирма, свой дом.

Первенец Егор, затем дочка Полина, институт, расширение бизнеса.

Еще институт, кандидатская, первая написанная книга, первое издание.

Внуки, счастливая старость, смерть от инфаркта в восемьдесят семь и плачущая родня у моего гроба.

– Нравится? Как тебе жизнь? – Фулик как всегда улыбается.

– Нравится. Если б так было…

– Было бы. Могло быть. Если б не пуля моджахеда там, под Кандагаром.

– Если бы я послушал тебя тогда, умер бы почти на семьдесят лет позже.

– Вот именно, если б ты меня тогда послушал…

Молчим.

– Ну что, мне, наверное, пора дальше… – я под сильным впечатлением от показанного мне Фуликом.

– «В гости к Богу не бывает опозданий!» Помнишь? – Фулик заразительно хохочет.

Я как обычно не могу сдержаться и смеюсь вместе с ним. Мы стоим здесь, на небесах, и хохочем. Я – в застиранном до бела хэбэ с кровавой дыркой на груди, он – в клетчатой рубашке и брюках цвета пыльной дороги.

Пора! Мы с Фуликом по-братски обнимаемся, я поворачиваюсь и делаю шаг в светящуюся дверь.

Я делаю свой первый шаг в вечность.

Амнистия

Детству наших отцов…

Толик подошел к столу с кассой и повернулся, взглянув на подельника. Витька Малиненко, лепший дружок его, стоял неподалеку и следил за отошедшей на кухню кассиршей. Станичная столовая была безлюдна в этот час, и третий из компании, Сема Рыкалов, стоял «на пахы» у входа.

«Давай, Толян!» – глазами крикнул Малина. Толик аккуратно, стараясь не шуметь, навалился на стол, выдвинул ящик с деньгами, взял несколько купюр из разных отделов, и так же нежно задвинул ящик назад.