Стрелка на городских часах сдвинулась ещё на час.

– Ребята, Фиделя ещё не было? – звонко кинул крик в толпу, проходящий учитель истории. Крикнул так, будто Фиделем звали вечного прогульщика его уроков.

– Не было, Виталий Константинович, – ответил мальчишка с громадным гаврошем на голове и, втихаря, продолжил с мальчишками отбиваться в самодельное домино на асфальте. Ребята постарше уже успели занять места в нулевом ряду зрительного зала – на заборах чьих-то избушек, стоявших стройным рядом на Карла Либкнехта.

Борт воздушных авиалиний сообщением «Ташкент-Иркутск» пролетает над Красноярском. Под его крылом плыли танцем ансамбля «Берёзка» бугристые просторы сибирской равнины, островки озёр и змейкой тянулись речушки. Художник рисовал эту природу, не иначе. Ведь там, за океаном, такого мало где увидишь – нетронутая, чистая природа. Что характерно – бесконечная. Гость номер один, не отрывая взгляд от иллюминатора, затянул старинную кубинскую песню. Люди в самолёте притихли, выглядывая с высоты полёта: что так заставило его душу петь? Просто Сибирь. Она есть и его сердцу этого было достаточно.

– Предлагаю дружить домами. Вы на Светской – и мы на Советской. Нас только трамвай разделяет, – кучковались инженеры Иркутской ГЭС возле магазина «Молодёжный», познакомившись друг с другом лишь час назад.

Работа на заводах и фабриках окончательно остановилась после полудня, и весёлая, шумная городская толпа умножилась ещё на сто, али двести человек. Никто и не считал. Только бегали ребята по городу и с выпученными глазами передавали друг другу – «людей как омуля в Байкале – тьма».

Лариса стояла в очереди у кафе «Автоматы». Какой час ожидания шёл – она уже не помнила, но биологические часы подсказывали – время страшного желания поесть. Здесь уже было трудно разобрать, кто заходил в магазины и гастрономы что-то купить, а кто просто так – поглазеть да погреться. Но во все двери очередь тянулась на километры вперёд. В помещении, типа «кафетерий», в ряд стояли автоматы по выдачи бутербродов с докторской колбасой и свежайшим хлебом, другой ряд состоял из автоматов с чаем, соками и кофе, и парочку автоматов было, что говорится «для детей» – с газированной водой. Лариса стояла в очереди к бутербродам, вперемешку с фантазиями о госте представляя, с каким блаженством она откусит мягкую булку: вот он поедет, помашет перед её глазами, улыбнётся гагаринской белозубой улыбкой, а она от удовольствия закроет глаза, прожёвывая докторскую колбасу вперемешку с сырком «Дружба».

– Девушка, ну побыстрее проходите, не июль месяц же на дворе, – кто-то подтолкнул мечтательную Ларису вовнутрь кафе, зябко кутаясь в плащ не по сезону. Носы у прохожих были немного красные. Тем и спасались, что, делая выручку кафетериям, каждые полчаса бегали за чаем. Кто-то, проживая неподалёку, пару раз принёс чугунный чайник. Сердце Ларисы суетилось и на секунду, спринтерскими перебежками, она выбегала из очереди на улицу, глянуть – вдруг едет гость. Прошляпит, и до конца жизни будет жалеть. И подружкам в родном посёлке не расскажет, как выглядят те самые иностранцы. Беда.

По переменке девушки из общей уличной суеты успели сбегать кто куда: сменить свой наряд, подкрутить у подруги в гостях свои локоны, сходить в библиотеку за книжками.

За время ожидания томик стихов Сергея Есенина был осилен.

Часам к четырём мало кто знал, что долгожданный гость уже был встречен пионерами и цветами в аэропорту, там же его угостили сочными пельменями и теперь потчевали приветственными словами.

– Дорогой наш товарищ Фидель! Брат наш! – зычным голосом говорили партийные работники, не торопясь выпустить кубинского товарища на свежий сибирский воздух. Живой оркестр выдувал через медные трубы кубинские бодрые напевы, перемешивая их с бодрой коммунистической музыкой. За окнами хмурится небо, нагоняя ветер, тучи.