Мое внимание привлекает песня известного китайского рэпера, заигравшая по радио. Через зеркало заднего вида замечаю, что Ма снимает очки и заметно морщится.

– Почему он издает эти звуки: «си-гэ си-гэ»? – спрашивает она секунды через три. – У него что-то в горле застряло?

Я давлюсь смехом.

– Так звучит современная музыка, – говорит Ба [2] на мандаринском, как всегда дипломатично.

– Как по мне, это даже мило, – встреваю я, покачивая в такт головой.

Ма оглядывается на меня с равнодушно-хмурым видом:

– Не верти так головой, Ай-Ай. Выглядишь как цыпленок.

– В смысле, вот так? – Я качаю головой сильнее.

Ба прикрывает улыбку рукой, Ма цокает языком, а Эмили – мне всегда казалось, что на самом деле она восьмидесятилетняя старушка, заключенная в крошечном теле девятилетки, – испускает долгий, театральный вздох.

– Подростки, – бормочет она.

Я подталкиваю ее локтем в ребра, на что она отвечает тычком, между нами завязывается шуточная борьба, которая прекращается, только когда Ма грозит накормить нас на ужин пустым рисом.

Если честно, именно в эти моменты – когда машину наполняет музыка, за окнами свистит ветер, послеполуденное солнце золотит деревья, а моя семья здесь, рядом со мной, – я чувствую… счастье. Подлинное, истинное счастье, вопреки всем переездам, расставаниям и новой жизни. Вопреки всему.

Но вскоре мое настроение меняется.

Как только мы подъезжаем к воротам школы «Уэстбридж», я осознаю роковую ошибку. Все одеты во что угодно, но только не в юбки и белые рубашки. Милые летние платья. Кроп-топы и джинсовые шорты. Преподаватели не уточнили, какой должна быть одежда, и я наивно предположила, что, как и в моей прошлой школе, все каждый день ходят в форме.

Когда мое семейство начинает выходить из машины, к горлу подкатывает приступ паники. Нет, конечно, у меня не будет неприятностей из-за того, что на мне надето, – просто я выгляжу глупо и буду выделяться. Как Бестолковая Новенькая – которой, по сути, и являюсь, но от этого не легче.

– Ай-Ай! – Ма стучит в окно. – Куайдянь!

«Шустрее».

Я быстро благодарю водителя и выхожу на улицу. Ну хотя бы погода хорошая: ветер утих, превратившись в мягкий, шелковистый бриз, долгожданная передышка от жары. И небо! Красивое небо, сочетание пастельно-голубых и приглушенно-розовых оттенков.

Вдыхаю. Выдыхаю.

«Все будет хорошо, – говорю я себе. – Все хорошо».

– Идем, Баба, – говорит Эмили и тащит Ба в секцию кампуса начальной школы, ее стены выкрашены в яркие цвета. Тошнотворно яркие, если хотите знать мое мнение. – Ты обязан поговорить с мисс Хлоей. Я рассказала ей, что ты поэт и что раздаешь автографы в больших-больших книжных магазинах, – она та-а-а-ак впечатлилась! Сначала она мне не поверила, но я попросила ее погуглить твое имя, и потом…

Со стороны кажется, что Эмили чувствует себя прекрасно. Потому что так и есть. Куда бы мы ни поехали, у сестренки ни разу не было проблем с адаптацией. Кажется, мы могли бы отправить ее в Антарктиду и спустя две недели найти тусующейся вместе с пингвинами.

Мы с мамой идем в противоположном направлении – туда, где находятся аудитории старших классов. В широких серых коридорах уже довольно много родителей и учеников – одни направляются внутрь, другие пробираются наружу. Как я и ожидала, глаза нескольких учеников задерживаются на моей плотной юбке и блейзере, который явно мне великоват. Прежде чем они отворачиваются, на их лицах мелькает смесь жалости и насмешки.

Я выпрямляю спину и поднимаю подбородок. Ускоряю шаг.

«Все хорошо».

Мы доходим до кабинетов старших классов слишком быстро.

Внутри шумно. Повсюду одноклассники; учителя ждут за столами начала занятий. Никто не здоровается со мной, и я отвечаю взаимностью.