В моей прихожей стоит этот новомодный инструмент – говорящий телеграф. Всего их в наших краях три: один у меня; второй в мэрии; и третий – в церкви.

Вот я и позвонила Преподобному Вальдемару. К сожалению, полностью открыться я ему не смогла, потому что в моем доме прислуга любит подслушивать. Приходится говорить иносказательно.

Я сообщила, что в стаде завелась черная овца, которой, как можно скорее требуется наставление на путь истинный. Потому что, если ее вовремя не наставить, эта заблудшая черная овца перепортит всё стадо.

Могу себе представить, что подумал Преподобный, когда я позвонила ему поздним пятничным вечером, со своей черной овцой! Хорошо еще хоть это была не Страстная Пятница…

Но все равно интересно, как этот случай, войдет в его проповедь…

Он обещал приехать, как только закончит ужин.

Когда я вернулась в гостиную, дела успели удивительным образом уладится сами собой.

Господин Советник пришел в прекрасное расположение духа и сидел в окружении трех девиц, которые заботливо подносили ему то чай, то тарелку с закусками, а то и нашатырный спирт, если им казалось, что господину Советнику опять становится дурно.

А тот, приободренный дипломатическими традициями Средневековья, дарующими ему право беспрепятственно женить господина Пигмалиона на ком угодно, стал проявлять особую заботу о его семейном счастье. Он переводил взгляд то на одну, то на другую, то на третью, крутил их и вертел, прикасался к волосам и проводил рукой по талиям и бедрам. И всё размышлял и размышлял, какая же из них наиболее достойна стать галатеей господина Пигмалиона?

Вообще, он оказался персонажем весьма интересным. Чем больше я узнавала его тем вечером, тем больше удивлялась, как в одном человеке могут уживаться столь противоречивые грани: сладострастие и скромность; слабость характера и физическая сила; трезвомыслие и глупость.

А будущие галатеи уже приняли за данность, что им сегодня светит лишь заместитель. Но заместитель этот был вполне ничего, с красивыми мускулами, статный, породистый. Да еще и поклонник итальянской поэзии!

«Дак почему нет?» – думали они.

Тут выяснилось, что впереди нас ожидает еще один этап соревнований – в драматическом искусстве. И раз господина Пигмалиона больше никто не ждал, финикийский слуга Ганнибал официально объявил этот этап открытым:

– Госпожи, по регламенту нашего вечера, – сказал он, выйдя на середину гостиной, – каждая из вас должна рассказать одну любовную историю. Кто желает стать первой?

Галатеи вдруг засмущались. С драматическим искусством у них, оказывается, не так хорошо, как с танцами.

– Ой, не знаю, не знаю, – начала ломаться Петра, – Я пока к такому не готова… Это же личное! А вдруг моя история попадет в газеты?

– Ну что там такого у тебя может быть, Петра? – скептически бросила Беатриче, – Уж прямо тема для газет, что ли?

– А что, у меня не может быть интересной истории?

– Ну вот и расскажи нам, что интересного происходит с тобой, на любовном фронте.

– Вас что-то сильно гнетет, Петра? – участливо спросил господин Советник.

– Да не знаю… Просто как-то на душе не очень стало, когда вы спросили про любовный фронт. Я только недавно себя простила и решила идти дальше. А сейчас надо опять в это возвращаться…

И она грустно-грустно на него посмотрела, глубоко вздохнула, а потом скромно опустила глаза, на оранжевые подштанники господина Советника.

Господин Советник, помимо всего прочего, оказался еще и очень дальновидным мужчиной. Но это выяснится позже. Желая помочь ей справиться с сердечной раной, он простодушно спросил: