В день черной звезды. Сборник стихов Виктор Рубцов

Об авторе

* Виктор Рубцов – по профессии журналист. Родился в г. Грозном. Свыше сорока лет работал в печати. В настоящее время живёт в Кавказском районе Краснодарского края. Пишет стихи, повести и рассказы, которые в 80-ые годы публиковались в журналах «Молодая гвардия» «Простор», «Кодры», альманахе «Поэзия» и в других центральных и республиканских изданиях. В последние годы стихи Виктора Рубцова были опубликованы в журналах «Арион», «Московский вестник», «Русская жизнь», «Русское эхо», «Южная звезда», «Я», «Острова», «Южная звезда», ежегодном альманахе «Побережье» (Филадельфия США) и ряде других изданий. Он автор книг стихов «Утреннее эхо», «Эхо тишины» и «В день чёрной звезды», переводов – «Надежда». Литературные критики 80-ых отзывались о нём, как о поэте новой волны, на грани риска пробивающей свой собственный путь сквозь преграды так называемого » соцреализма.». Но так уж сложилась судьба, что долгие годы он находился как бы в тени таланта своего знаменитого однофамильца – Николая Рубцова. Эти годы не прошли даром. В безвестности созрел талант настоящего мастера и поэта, который сегодня может стать открытием для многих, кто еще не знаком со стихами Виктора Рубцова. Главный мотив творчества В.Рубцова – любовь к Родине и человеку – основан на лучших традициях русской литературы, ставящей во главу угла гуманизм и гражданственность, воплощённых в подлинно художественных формах, отвергающих любую фальшь и косноязычие. Ведь проза и поэзия либо есть, либо их нет.

* * *

Не веруя в слова, поверю в щебет птичий,

Не веруя в судьбу, поверю в небеса.

Сквозь дымку облаков увижу лик девичий,

Услышу голоса промчавшихся веков.

На камнях пирамид, на древних стенах Рима,

В названьях городов, провинций и планет

Я отыщу, как свет, мне так необходимо, -

Бессмертный идеал, какого нынче нет.

В голодные глаза втечет простое имя

Воздушной синевой и каменной тоской,

И сердце заболит, наполненное ими,

Застонет от любви средь пошлости людской…

Не веруя в слова, устои и законы,

В любовь и чистоту Христа продавших лиц,

Поверю лишь глазам приснившейся иконы,

Таинственным огням, застывшим меж ресниц.

Поверю синеве, поверю трелям птичьим,

Поверю свету звезд, сгоревших в темноте…

Поверю дрожи губ нетронутых девичьих,

И душу облегчу, не сгину в маете.

«Тиха украинская ночь «

Н.В.Гоголь.

* * *

Мы все уйдём в другие измеренья.

Круг жизни стал так холоден и пуст,

Что не сорвёт Святое Озаренье

Уже стихов с моих горящих уст…

Всё – мрак сплошной, бесстрастие и бездна.

Свободы, воли – сколько пожелай.

Но нет желаний – жажда бесполезна,

Нет слуха, – пой, хрипи, собакой лай -

Всё ни к чему – собратья не услышат!

Любившие не призовут к огню!..

Они молчат, они уже не дышат,

Отдав дыханье суетному дню.

А ночь тиха… Мы так её желали!

Об отдыхе молили каждый день,

Но вот как листья клёнов отпылали

И канули в недвижимую тень,

А после в ночь….

Всё в миг остановилось. Нет жалоб,

Нет страданий,

Нет мольбы,

К чему жестокость ярая и милость?..

Наш пот и кровь утихнувшей борьбы?

К чему вся жизнь? – Все прошлые движенья

Души и тела, войны и пиры?

Мы – пыль без света и без напряженья,

Проникшая в ожившие миры!

Они нас попирают и смеются:

Желали? – Получайте же, глупцы!..

И звёздной пылью наши жизни вьются,

А души так похожи на зубцы

Угаснувших во тьме метеоритов! -

Ты этого желал в своей ночи?..

Или цветущих и ленивых Критов?..

Не знаешь? Сомневаешься?.. Молчи!..

Мы ничего не знаем, – что там будет?..

Всё выдумки про вечный рай и ад…

И есть ли суд? И кто вершит и судит?

Чему же ты, отмучавшийся, рад?

Ещё не ярко наше озаренье,

Не вечное сорвалось с наших уст…

Так не спеши в другое измеренье,

Пока и сам ты холоден и пуст,

И не горишь Омегою во мраке!

Пыль, камень – незавидная судьба.

И то, что упадёт звездою, – враки!..

Душа восходит, Значит, жизнь – борьба!

А что там будет, Боже, что там будет?

Коль знали б, то не стоило и жить?

Кто нас спасает, жалует и судит?

И стоит ли всей жизнью дорожить?..

Олени

Мы олени. Нас волки погнали по снегу.

Мы олени. Нас голод направил в пургу.

Мы олени, готовые к трудному бегу!

Мы олени. Нас рвали на нашем бегу!

Мы дрожали всю жизнь от зубастого страха.

Мы дрожали всю жизнь от сознанья конца.

От того, что вот-вот нападёт росомаха

Или серая стая направит гонца…

Он завоет в ночи, чуя носом удачу,

И собратьев клыкастых на пир позовёт

Да ещё с ними вместе шакалов в придачу.

И слабейшего в стаде зубами порвёт…

Мы олени. Нас снова погнали по снегу.

Мы олени. Нам трудно спасаться в пургу.

Мы олени. Далёко ушли за Онегу…

Без прописки живём в Заполярном Кругу.

Но сужается круг: нас пугают машины,

Дикий рёв вертолётов и вспышки с небес…

В нас стреляют из ружей в погоне мужчины

Или просто убийцы, в которых есть бес…

Всех подряд – ради похоти или забавы,

Словно мы не живые – не чувствуем пуль!

Мы – олени. Добыча? Стада для притравы,

Даже если под солнцем цветущий июль!

Мы – олени! С нас спилят охотники панты.

Снимут тёплые шкуры, точнее, сдерут.

Мы – олени! – Добыча для алчущей банды!..

Для которой убийства – не грех и не труд.

Мы – олени!

* * *

Золотые клавиши калитки

На закате дня переберу.

И с блаженством выползшей улитки

Каждой клеткой света наберу.

Наберу тепла, благоуханья

Кашки и ромашек на лугу.

И акаций пряное дыханье-

Эликсир – вдохну, и жить смогу.

Жить смогу, как эти медуницы,

За добро добром благодаря

Свет небес и чистые криницы,

Воздух из живого янтаря.

Тишина

Весь город навалился на меня

Своим густым, своим тяжелым шумом…

Но раскололось небо звонким громом,

Как исцеленьем суетного дня.

И город оглушила тишина

Блаженства и минутного покоя…

Я невзначай провел по ней рукою,

И удивился: как она нежна,

Как схожа с человеческой душою!

Июльский полдень

Утопились тени от жары.

В обмороке пышные отавы,

Наконец, согрелись у горы

Ног больных усталые суставы.

Сотни лет они стоят в воде,

Судорогой вывернуло пальцы,

Как в тяжелом, яростном труде -

Держат гору вечные страдальцы.

А вблизи благоухает лес,

Шмель гудит, и квакают лягушки….

А за Волгой – потерявший вес

Зыбкий берег,

смутный зов кукушки.

* * *

Смотрю на мир в окошко тамбура.

Остыло небо надо мной.

Луна – расплющенная камбала -

Во тьме блеснула чешуей,

Хвостом махнула и – за облако…

И с нею скрылась от меня,

В ночи растаяла без отзвука

Тревога прожитого дня.

Четверостишия

Опять пошли волнения и споры -

Словами стали что – то городить,

А научиться бы молчать, как горы…

Или душой, как горы, говорить.

* * *

Седые башни умирают стоя,

Не наклонив в печали головы,

Познав всей жизнью тайный смысл покоя,

Спокойные и гордые, как львы.

* * *

Поймалась ночь на переметы трав.

И онемела, напряглась от боли,

Как хитрый лещ, что долго был лукав,

Но очутился вдруг в садке неволи.

Галактики блистает чешуя.

И плащ ее чуть – чуть колышет ветер,

Как будто речки легкая струя

Играет в лунном, невесомом свете…

И, кажется, что в мире есть покой,

Но тишина обманчива, как воды,

Под теплою, неопытной рукой,

Забывшей про речные переметы.

В непогоду

Снова штормы плюют на план.

И клянут рыбаки погоду.

Хмурой глыбою – капитан,

Им придумывает работу,

И спасает от злой тоски.

Пробурчит сквозь усы: «Не кисни!

Будет вам и печень трески,

Будет слава еще при жизни»…

И бодрится морской народ

На качелях трехдневной качки…

И словечки морские рот

Пережевывает, как жвачку.

* * *

Я море чувствую в себе.

Оно спокойно, величаво.

Но вот под ветром слов – курчаво,

И катит скрутки волн к тебе,

Слегка волнуясь и резвясь.

Они щекочут плоть и душу…

Но грянет шторм, и бьют о сушу

С размаху, разрушая связь…

Но ты прекрасный мореход,

Уйдешь в простор, покинешь пристань,

И буду трижды я расхристан,

Пока вернется теплоход

Моей судьбы, твоей забавы…

Надолго ль в берегах души

Уймется шторм?.. Ты не спеши

Сказать, что оба мы не правы…

Я море чувствую в себе.

Оно принадлежит тебе!

Но не шути с открытым морем,

Все может обернуться горем.

Дождь на привокзальной площади

Косой, назойливый, нахальный,

Юродивый осенний дождь

Лбом бился в сумрак привокзальный

И жаждал власти, словно вождь,

Во всей томившейся округе,

Все отрицая, но круша

Лишь нежность тишины, в недуге…

Бессильный, с крыш сползал, шурша…

Его топтали башмаками,

Давили шинами колёс,

И он с разбитыми боками

Уже стонал, как жалкий пёс.

Он всхлипывал в вонючей луже,

Как потерявший веру Лир,

И сдавливался тьмой всё уже

В его зрачках жестокий мир.

Дождь умирал, не понимая

Зачем прожил короткий век.

И лишь тоска в глазах немая

Шептала: он как человек…

мимо мчались по дороге,

Горя огнями, поезда…

Но дождь, поджав под брюхо ноги,

Глядел в ничто, и в никуда…

* * *

Дунул ветер, задрожали стёкла.

День дохнул внезапною грозой.

Дождь упал, и вмиг земля промокла,

Но смеялась гибкою лозой,

Ликовала листьями черешни,

Запалённой славила травой,

Желторотым выводком скворечни -

Мир земной и мир над головой,

Что сходил на землю небесами,

Наполняя соком жизни грудь,

Громыхая мирно над лесами,

Плечи не сумевшими согнуть…

Разрывая тучи над полями,

Топоча по крышам жестяным

То ли ливня злыми журавлями,

То ли засух страхом костяным…

Всё смешалось в грохоте и пляске

Ливня, света, листьев и травы,

Словно в грешной, но прекрасной связке

Вод, земель и неба синевы.

Посвящение китайскому отшельнику

Душа, как царство Гугия, пуста,

Покинута друзьями и врагами,

И нет к ней рукотворного моста

Над бурей жизни и её кругами.

Всё возвратится на круги своя?

Не всё – пусть уверяют оптимисты.