Вот брызнет солнце, вспыхнут воды!..

Как будто кубок осушив,

И сразу чувствуешь, что жив.

Изнемогая от блаженства,

Душа познает благодать

И всё стремится ей отдать

Навек в минуту совершенства.

Какая огненная связь

Души, создателя, природы!

То счастья медленные роды,

То стонет жизнь в тебе, борясь,

Как свет, с холодной, жуткой тьмой

Над окровавленной равниной,

Как голубь – в ярости орлиной,

Когда орёл уж мыслит – мой!..

И поднимает алчный клюв

Над ангельским великолепьем,

Птах вырывается отрепьем…

И в камень ударяет клюв.

Тот отзвук слышен в небесах,

Как будто раскололись тучи

От света музыки могучей,

И жизнь со смертью на весах.

Но перевешивает свет, На чашу жизни опустившись,

И в сердце радостью вместившись,

Душе дарует божий свет.

С небес нисходит благодать

На лоно девственной природы.

Нежнее скальные породы…

И чувств земных не передать!

Осень

Осень.

Осы

Над кипящим мустом.

Просинь,

Росы,

Травы с хрустом.

Свет и свежесть

Над равниной вольной…

Отчего же сердцу

Молодому

Больно?

Может, это сила

Смертная скопилась,

Кровью,

Словно мустом,

В сердце заварилась?

Иль не поместилось

В сердце

Всё раздолье,

Потому и бьётся

Виновато,

С болью?..

Осень,

Осы,

Накипь муста…

Просинь,

Росы. В сердце густо!

* * *

Металл автобусов дышал устало зноем,

Припоминая «роддома-мартены»,

Гудрон расплавленный заполнил черным гноем

Сосуды улиц и пополз на стены,

Задушенные пылью коммунхоза.

А мы с поэтом, подобрев от пива,

Вслух размышляли: что дороже – роза -

В стихах Есенина – или простая ива?

А рядом с нами задыхались розы, -

Замученные пленницы прогресса,

И лицемерно – виноваты козы -

О смерти ивы заявляла пресса.

Вечерка, растянувшись на скамейке,

Внушала мысль со страстью экстрасенса:

На экологию потрачены копейки

И потому в казне души ни пенса.

Вот это ближе к истине, наверно,

На нравственности экономим средства,

И потому, как в урне, в сердце скверно

На улицах скупого самоедства.

Каннибализм двадцатого столетья

Одет в благопристойные одежды,

И получая шанс на долголетье…

Лишает город призрачной надежды

На то, что пыль исчезнет, как угроза…

И улицы отчистятся от гноя…

А в чистых душах, расцветая, роза

Не задохнется в августе от зноя.

Останется в стихах и песнях ива -

Не символом прошедших поколений,

Не отголоском грустного мотива,

А сенью для любви и вдохновений.

Высмеивает критика-служанка

В стихах поэтов ивы, звезды, розы…

Но жить без них не может горожанка -

Поэзия, глядящая сквозь слезы…

«Утро туманное, утро седое…»

В густом, молчаливом тумане

Забылась родная земля,

Как женщина в легкой нирване,

В спасающем душу обмане,

Губами едва шевеля.

Едва поднимаясь со вздохом

Молочною грудью полей

Над сумрачным, путаным лохом,

И телом, согретым под мохом,

Касаясь корней тополей,

Касаясь невидимой сути,

Начала зеленых начал,

Как вспышки в таинственной мути,

Как легкости в тяжести ртути,

Как крика, который молчал,

И вот прорывается к слуху

Из тяжкого гнета тенет,

Подобный могучему духу,

Но слышный не каждому уху.

И веришь, – забвения нет.

Пока в молчаливом тумане

Живая вздыхает земля,

Ты – крылья спаливший в обмане, -

Спасаешься в легкой нирване,

На милые глядя поля.

Современные города и души

Фиолетовые ленты равнодушья -

Улицы, проспекты городов,

Смогом, толпами доводят до удушья,

Вырванными легкими садов

Слабонервных бьют под самый дых,

Чуткость прячут заживо в бетоне

Мекки и Раввены молодых

Проституток и воров в законе.

Душные хранилища любви,

Веры и надежды – книготеки,

СПИДа вакханалия в крови,

АнтиСПИДа дефицит в аптеке.

Замурованные кельи нас калек,

Жалких жизней-наказаний сроки…

Стыд перед потомками навек?

Или мзда за горькие уроки?

Все сочтут и вычтут города…

Счет души компьютерной измерен!

Ну, а настоящей – никогда,