Придя после занятий к себе во двор, Витя по привычке обошёл детскую площадку, которая, когда ты один, совсем неинтересна. Гулять не стал, отправился домой.
Зато сделал полезное дело – нашел перчатку Мирона! Она лежала между скамьей и урной, обмерзлая, с растопыренными пальцами, скорее несчастная с виду, чем похожая на убийцу. Витя опять набрал Мирона, чтобы порадовать хорошими новостями – абонент недоступен. Он и к подъезду Мирона подошёл, набрал код квартиры. Не ответили. Ладно, взял грязную обледенелую перчатку к себе до поры. «Патагония» всё-таки.
Дома было тихо. Родители предупредили, что после работы пойдут на день рождения к папиному племяннику, вся квартира – Витина. Он бросил грязную перчатку – нет, не на полочку, как тот мальчик, а на пол, мало ли кто и как надругался над ней на улице. Протопал на кухню. На плите ждал нелюбимый суп с какими-то мясными катышками и заранее приготовленный мамой отвар – два пакетика бурды, настоянные в кипятке. «Грудной сбор № 2» это называлось и по вкусу было мерзким, горьким, приторным и тошнотным.
Настой Витя выплеснул в раковину. Лечение было успешно проведено, и он сел смотреть «Рика и Морти» на планшете, чтобы набраться хороших впечатлений, перед тем как делать уроки. Думал, «посмотрю часик», а смотрел все четыре.
Из анимационного плена Витю вырвали резко и жёстко – вдруг стало темно. Он и не заметил, что на улице уже вечер. Моргая почаще, чтобы привыкнуть к темноте, Витя протопал в прихожую, подергал электрический рубильник – безрезультатно. Открыл входную дверь, высунулся на лестницу, там тоже темно, света нет во всём доме, похоже. Ладно.
Завистливо глядя на мозаику из светящихся окон соседних домов, Витя сел у окна. Планшет-то он не зарядил. И телефон тоже. Собрался звонить маме, чтобы спросить, где в этой квартире свечи, но тут телефон зазвонил сам. Незнакомый номер. Сначала в трубке что-то щёлкало, раздавались помехи. Потом он услышал голос Мирона:
– Витя?..
Надо сказать, что Мирон никогда не обращается к нему по имени. В смысле, обращается, конечно, но не «Витя» же. «Витёк» там, «Витюн», «Виктор» – это нормально, но «Витя»…
– О, привет! – обрадовался Витя. – Что это за номер?
Мирон молчал.
– Чего ты в школу не пришёл?
– Я не мог… – сказал Мирон.
Голос у него непривычный, хриплый и какой-то приглушённый, далекий.
– Я понял, что не мог. Почему?
– Это трудно объяснить.
– Ну серьёзно, чё там у тебя? Кстати, у вас есть свет?
– Там где я, нет света, – просипел после паузы Мирон. – А не пришёл я, потому что не могу ходить…
– Да харэ прикалываться. Задолбал. Кстати, я нашёл твою перчатку.
– Выбрось её, – сказал Мирон. Да что у него с голосом? – Выбрось её скорей. Пока не поздно.
– В смысле – выбрось? Зачем?
– Затем, что ты ещё можешь спастись.
– Ты нормально будешь говорить?
– Нет, не буду. А знаешь почему?
Витя как-то по-особому остро ощутил темноту вокруг, своё одиночество. По шее вверх прошли на цыпочках муравьи с ледяными лапками, теряясь в волосах. Уже чувствуя, как немеет рука, которая держит телефон, Витя услышал в трубке:
– Потому что перчатка меня всё-таки задушшшила!.. Хрррр…
Витя отшвырнул телефон, даже не поняв, что он делает. Отбросил по инерции. Вскочил и смотрел на мобильник на полу, который ещё говорил «хррр» и «шшш». Потом экран погас. Дрожащей рукой Витя поднял телефон, будто это было опасное насекомое, и проверил последний вызов. Набрать, что ли, этот номер?
Нет уж, ни за что.
Положил телефон на подоконник, сел на ручку кресла и просто сидел, уставившись на аппарат. Боясь, что тот зазвонит. Дурацкая шутка. Мирон получит своё, мало ему не покажется, когда они увидятся. И, главное, как момент подгадал. Света нет, прямо пугай не хочу.