Призрак тем временем не стал подвергать Дэйва пытке зрелищем школы и теннисных кортов, а приготовил для него еще более неприятный сюрприз. Он свернул на улицу Джерома II, герцога Санторина, а там, в десяти минутах ходьбы на восток стоял родной дом Уотерсов. Дэйв понимал, что здесь ему лучше закончить свою операцию – буквально через пять минут после ее начала. Он вовсе не горел желанием видеть родителей, а уже сейчас была серьезная вероятность попасться на глаза матери или отцу, вполне способным блуждать по окрестностям летним вечером. Да и добрая половина жителей этой тихой улочки естественно хорошо знала Дэйва, и его появление здесь никак не могло остаться незамеченным. Но и искушение узнать хоть что-то о человеке, похожем на гостя из потустороннего мира, еще и способном внушать чувство тревоги одним своим видом и вызывать на этой почве пассивную агрессию, было сильно и в конце концов одержало верх.

Призрак шел ровным шагом, по-прежнему не глядя по сторонам. Дэйв подумал, что неплохо бы примерить образ этого чудака. А вдруг и самому удастся выключить для себя окружающий мир? Уж об этом навыке Дэйв мечтал уже очень давно. Первым делом он попробовал ступать как тот – осторожно и уверенно одновременно, словно крадучись, при этом не боясь быть застигнутым. Дэйв сразу заметил, что идти таким шагом ему неудобно, и задача осложнялась еще и практически неподвижными руками, которые он, как и Призрак, слегка согнул в локтях. Также Дэйв дал себе слово не смотреть по сторонам и не реагировать на оклики, пусть даже услышит голоса матери и отца; почему-то ему казалось, что Призрак поступил бы именно так, если бы не хотел никого видеть и слышать. Он не знал, куда смотрит объект его слежки и на чем фокусируется его взгляд, но сам не сводил глаз с его широкой спины, облаченной в черную футболку. Дэйв вновь представил потенциальный конфликт с этим человеком и с удивлением – и даже внутренним бешенством, – должен был признать, что опасается его. Словно каким-то телепатическим образом Призрак говорил простые, но более чем честные слова: «Не стоит со мной шутить». И это при том, что Дэйв еще ни разу не посмотрел ему в глаза! Все это было странным, и даже немного жутким.

Через пару минут Дэйв заметил, что уже достаточно вжился в роль и если не отвлекаться, то эта странная походка, в принципе, осваивается быстро. Никто его не окликнул, возможно, по той причине, что старые соседи считали Дэйва за паршивую овцу, и если сам он не соизволил поздороваться первым, то и к черту этого бездельника и алкоголика. Дэйв и не сомневался, что подобной славе, помимо самого себя, обязан и родителям, в минуты соседских сплетен не забывавших восхвалить достоинства Лори и ради вежливости сделать акцент на слабостях семейного урода, чтобы совсем уж не выглядеть идиллической семейкой, что в провинциальных городках могут принять за плохой тон. Углубившись в размышления об основательности или несправедливости подобного отношения родителей, он заметил, что саркастично улыбается. Тут же, не сводя глаз со спины Призрака, он поспешил стереть эту улыбку с лица – сомнительно, чтобы тот сейчас улыбался. Хотя, кто его знает?

Не видя того, Дэйв знал, что сейчас проходит мимо двухэтажного дома Хэнсонов – окрашенного в зеленый цвет и с несуразно острой крышей, где глава семейства служил протестантским пастором, а его отпрыск связал свою судьбу с торговлей наркотиками еще в школьную пору. А вот, наоборот, приземистый и сплошь увитый плющом домик старушки Джорджии – милейшей итальянки, которой всю жизнь с виду было не менее ста лет, и семья которой неизменно состояла из полутора десятков кошек. А вот и дом, в котором вырос Дэйв. Типичный дом среднестатистической санторийской семьи: облицованный белым сайдингом, с гаражом на одну машину и зеленой лужайкой перед крыльцом. Дом железнодорожника, всю жизнь прослужившего на одном рабочем месте, обслуживая один и тот же участок дороги, и его жены, сорок лет трудившейся в местном отделении почты. Дом, от которого веяло теплом и уютом, и который Дэйв все же никак не мог не любить. Собственно, страх того, что в этом доме может произойти что-то плохое и заставлял его разум проецировать подобные тревоги на дома чужих людей, разумеется, не вкладывая в это никаких искренних посылов.