Дэйв все это прошипел, буквально скалясь. Лори закрыла лицо руками, и Дэйв понял, что грядет самое страшное: она начнет хныкать и всхлипывать, чего он точно не сможет вынести. Он встал.

– Что ты такое несешь? – жалобно простонала Лори.

– Да, сестра. Ты может и любишь меня как брата, да и то только тебе одной понятной извращенной любовью, но как человека ты меня ненавидишь. А хотела бы просто презирать, но для этого нужно, чтобы я стал презирать себя, а ты этого не дождешься.

– Я так не думаю, – проскулила Лори, и с первым ее всхлипом Дэйв вышел в гостиную.

– Пока, Афина, – сказал он племяннице.

– Пока, – равнодушно ответила девочка, не отведя взгляда от страниц открытой книги.

– Будь осторожна, в городе завелся призрак.

– Призраков не существует, дядя Дэйв.

Он остановился у двери и взглянул на нее.

«А вот тебе удалось добиться того, чего добивается твоя мамаша» – подумал он.

Затем вышел из дому и пошел вверх по улице. Конечно, уже через пять минут Дэйв проклинал себя за проявление малодушия, за то, что довел сестру до слез и что никоим образом не сделал главного, чего она негласно просила: не пожалел и не приласкал ее. Вместо этого вылил на нее ведро помоев и убежал. Подобные сцены происходили между братом и сестрой примерно раз в полтора-два года, но имели странное свойство забываться и потом переживаться вновь во всей своей красе. Дэйв уже представлял, как он будет выписывать Лори сожалеющие сообщения, как только первые полбутылки окажут на него должное вдохновение. Мысли о скором опьянении, которому теперь уже никто не должен был помешать, потому что это было бы уже откровенной наглостью со стороны его коварной судьбы, вновь направили мысли в более спокойное русло. Хотел он ее ударить? Дэйв с ужасом представлял, что этот поступок мог бы стать для него непоправимым. Он бы просто не простил себя. Да, он мог накричать на сестру, в детстве даже имел право наказывать ее от своего имени, но еще ни разу в жизни он не поднял на нее руку. Как же, ведь он ее защитник.

– Точно с ума схожу, – прошептал он, встревоженный своими сегодняшними эмоциональными качелями и кратковременными вспышками агрессии.

С улицы Шредингера Дэйв вышел на бульвар Уинстона Черчилля – самую протяженную улицу Эскины, которая вела в центр из ее восточной части, где жила Лори. Когда-то, в далеком детстве, Дэйв любил прогуливаться здесь, по центральной аллее между двумя рядами каштанов. Он брел домой от теннисного комплекса, глядел на свою школу, и представлял, как в будущем здесь будут слагать о нем легенды, глядел на музей Эскины и представлял, как когда-то его портрет будет висеть едва ли не рядом с портретами санторийских графов и герцогов. Сейчас же он планировал пройти вдоль бульвара не более двух кварталов, и свернуть до того, как на глаза попадется родная, теперь уже ненавистная школа и уж тем более располагавшиеся чуть поодаль от нее грунтовые корты.

Тут-то и произошло то, что заставило Дэйва на несколько секунд замереть на месте. Впереди, на расстоянии шагов пятидесяти, он увидел того самого парня, который так заинтересовал его два часа назад возле сквера у ратуши, и которого он успел окрестить призраком. Аллея бульвара в данный момент была практически безлюдной, но Дэйв не сомневался, что этого странного типа он теперь узнал бы и в самой густой толпе. Призрак плыл в том самом направлении, которого пытался избежать Дэйв, но теперь в его голове моментально родилась идея проследить за ним. Для чего ему было это нужно, Дэйв не особо и задумывался. Куда больше его заинтересовало вновь возникшее чувство омерзения, адресованное странному незнакомцу, а вместе с ним и неприятное волнение, какое бывает, например, при телефонном звонке или стуке в дверь среди ночи. А кроме того, как только Дэйв увидел этого парня во второй раз, так сразу и припомнил ему то оскорбление, которое, вроде бы, и не было произнесено вслух, но которое Дэйв отчетливо заставил себя почувствовать. Наверняка его нынешний интерес к Призраку и был продиктован желанием реабилитироваться и доказать себе, что ощущение того превосходства, которым он наградил его в сквере у ратуши, не соответствует действительности. Возможно, все это и могло бы показаться ребячливостью или неуверенностью в себе, но в том-то и дело, что Дэйв слишком ревностно относился к уверенности в собственных силах, да и слежка за Призраком вовсе не казалась ему невинным занятием – настолько неприятное впечатление он производил.