Он присел возле ручья и плеснул в лицо холодной воды. В мозгу вспыхнуло воспоминание. Возгорание двигателя. Передний отсек самолета заполняет дым. Надо было покинуть машину. Но как? Ползком. Он прополз через огонь и дым, нашел лаз в бомбовой отсек. Самолет распался на части. Он выпал… без парашюта. Нет. Такого не было. Не могло быть.

Он рыскал по лесу, как ему казалось, уже целые часы, когда вдруг затряслась земля. Посыпались сверху сосновые шишки, зашевелилась лесная подстилка. Пронзительно вскрикивая, вылетели из ветвей птицы всех цветов радуги. Дрожь усилилась, Мика упал на колени.

Землетрясение?

Трещала и лопалась древесина. Гигантские стволы дрожали все быстрее и быстрее, пока не превратились в размытые пятна и земля вокруг них не взорвалась неровными кусками. Корни деревьев, подобные артериям, соединявшим их с сердцем земли, выдергивались из почвы. Они танцевали вокруг, как ноги паука, взбирающегося по паутине. Деревья карабкались вверх, отбрасывая комья земли. Валуны отлетали прочь с громоподобным ревом, перекрывавшим испуганные вопли зверей.

Лес пер вверх, оставляя за собой голую равнину. Мика не заметил, как поднялось и его тело. Сперва он двигался медленно, будто подхваченный нежным потоком, но вскоре набрал скорость и помчался вверх, пока не поравнялся с летящими деревьями.

Как подхваченный смерчем мусор, вертелась вокруг лесная живность. Пролетавший кролик заглянул Мике в глаза и спросил:

– Это ты сделал?

Мика заморгал. Это кролик сейчас говорил со мной?

– У тебя со слухом плохо?

– Не знаю.

– Врешь, – сказал кролик и отвернулся.

Лес воспарил выше облаков, в сверкающее сияние, становящееся все ярче и ярче. Волны жара проходили сквозь тело. Вокруг вспыхивали пламенем деревья, алый и золотой огонь танцевал в пространстве. Над этим адом соткался ослепительной вспышкой свет.

Налетев на что-то твердое, Мика остановился.

Он лежал на земле, окутанный зелеными плетями. Кто-то стоял рядом. Женщина. Мика с трудом сел и огляделся. Здания, окруженные далекими зелеными холмами. Беллингэм? Нет, не Беллингэм. Что-то тут было странное, но так сразу и не понять, что.

Он поднялся на ноги, его качало. По дороге бежали трое в оливковой форме. Деревянные дубинки, кожа цвета картофельной кожуры. Узкий разрез глаз. Кричали что-то на языке, который он раньше слышал, но не понимал. Думай, думай! Что это может быть?

Тут до него дошло, и живот свело судорогой.

Джапы!

Солдаты подбежали ближе, и Мика вздернул руки вверх. Они заговорили с женщиной. Когда разговор окончился, женщина пошла прочь.

Солдаты прошли мимо – их внимание было сосредоточено на чем-то у него за спиной. Он обернулся и увидел тело американского летчика. Горло и желудок горели так, будто он глотал раскаленные угли. Солдаты, не обращая на него внимания, показывали на тело и смеялись. Вот сволочи!

Мика сдвинулся чуть в сторону, чтобы рассмотреть получше, и задрожал, увидев лицо мертвеца. Этого не может быть!

Но от правды было не спрятаться – на земле лежало его собственное тело. Господи Иисусе, что за чертовщина? Я умер? Этого не может быть!

Но в глубине души Мика знал правду. Солдаты не обратили на него внимания, потому что его не видели.

Он оглядел дорогу и заметил вдалеке ту женщину. Что-то подсказало ему, что надо идти за ней.

Пока Киёми шла к заводу по берегу реки Энкогава, мысли у нее разбегались, как кусочки мозаики, которую надо собрать. Мысленно она рисовала себе портрет погибшего летчика. Жаль, что не удалось лучше рассмотреть его глаза. Что бы они ей открыли? Этот человек был ее врагом. Он бы убил их всех, представься ему случай, и все же она не могла заставить себя его ненавидеть. Может быть, из-за того, какой смертью он погиб. Наверняка он с ужасом смотрел на несущуюся к нему землю. Она знала, что это не должно ее волновать, но ее сочувствие не могли заглушить даже барабаны войны.