Киёми двинулась дальше на завод, но с каждым шагом трепетала все сильнее. Она заставила себя отвернуться – глазеть на это казалось недостойным, – но любопытство тянуло, как магнитом, обращая ее взор вверх, к небу. Внимание Киёми переключилось с погибающего самолета на другой предмет: темное пятно, с каждой секундой становящееся все больше.

С неба падал человек.

– Господи! – прошептала Киёми.

Летчик хватался за воздух, будто надеялся, что под его руками возникнет лестница. Киёми было подумала, не отвернуться ли от происходящего ужаса, но это казалось недостойным. Пусть этот человек ее враг, но его храбрость заслуживает уважения.

Она проследила траекторию его падения до пустыря метрах в пятнадцати, где вились по сухой земле плети тыквы каботи. Он падал беззвучно. Тело глухо стукнулось о землю, подпрыгнуло, будто выпущенное пружиной, и замерло среди плетей. Киёми осторожно подошла ближе. Сердце стучало, как барабан тайко. По коже ползли мурашки. Добравшись до пустыря, она ожидала увидеть кровавую груду мяса, а не сохранившееся тело. Киёми остановилась, не дойдя до него нескольких метров. У этого летчика были волосы цвета спелой пшеницы. Глаза синие, как небо. До войны Киёми танцевала с американцами в танцзале «Нити-Бэй» в Токио, вопреки протестам тети и дяди. Ей эти люди Запада казались очаровательными, несмотря на чужие запахи и грубые манеры. И этот упавший летчик был самым привлекательным из виденных ею в жизни американцев. Я с ума сошла?

За спиной послышался топот – к ней бежали четверо кэмпэйтаев, размахивая дубинками.

– Прочь! Прочь от него!

Киёми посмотрела на летчика и подняла сложенные руки.

– Да будет мир с тобой.

– Что вы делаете?

Она обернулась к ближайшему кэмпэйтаю – тот недобро глядел на нее, прищурившись.

– Ничего.

Другой кэмпэйтай показал на нее дубинкой:

– Вы молились за этого человека? Он наш враг!

Она знала, что они могут оттащить ее в камеру, но решила, что сейчас кэмпэйтаи слишком заняты, чтобы с ней возиться.

– Я иду на работу.

– Где работаете? – спросил один из них, криво оскалившись.

– Завод «Тойо Кёгё».

– Живете неподалеку?

Она покачала головой.

– Накадзима-Хонмати.

– И пришли пешком в такую даль?

– Трамвай не остановился.

– Здесь вам делать нечего.

Киёми поклонилась ниже, чем заслуживали эти люди.

– Я очень сожалею и прошу меня извинить.

– Идите, – скомандовал один из них.

Она снова поклонилась, решилась глянуть еще раз на упавшего летчика и поспешила прочь от кэмпэйтаев.

Тьма окутала его, как утянув в лимб. Как попал он в эту черную пустоту? Боевое задание. Хиросима. Что потом? Мика уперся в лоб костяшками пальцев. Думай. Думай. Еще что-то должно быть.

Из темноты возник звук. Сперва далекий, потом громче. Тихое постукивание. Он напрягся, пытаясь определить его источник. Может быть… дождь? Тело влекло вперед, но земля не ощущалась. С темного потолка сочился серый свет. Небо? В темноте постепенно проступал окружающий ландшафт, принимая форму. Высились дугласова пихта и западная цуга – древние часовые мира природы, – держа на своих ветвях небо цвета шифера.

Мика приставил руки рупором ко рту и крикнул:

– Эй! Есть тут кто?

Ответа не было.

Капли холодного дождя шлепались на лицо. Я вернулся в штат Вашингтон?

В ветвях деревьев щебетали птицы. Прыгнул сквозь туман олень. Мика выкрикнул еще раз – и снова ответом ему была тишина. Нужно найти характерную примету, тогда соображу, где я. Может быть, в лесу Сноквалми? А где тогда гора Бейкер? Гора должна быть видна.