– А если вы этого человека не будете любить? Или вы родите ему сына, а он окажется чудовищем?

– Я не умею предвидеть будущее, – ответила Киёми.

На щеке Ай появилась слеза.

– А если вы будете любить его больше, чем меня?

Киёми обняла дочь за талию и притянула к себе.

– Ты для меня всегда останешься на первом месте.

– Мама, я боюсь. Мне все время снятся плохие сны. Я просила Баку, чтобы он их съел, но он, видимо, все время с полным животом. – Ай заглянула матери в глаза. – Мы умрем?

– В конце концов да.

– Я имею в виду, погибнем из-за войны?

– Этого не будет. Я тебя не потеряю.

Ай прижалась щекой к плечу матери.

– Я хочу пойти завтра с вами.

– На пункт выдачи?

– Хай.

– Ты же слышала, что сказала твоя баа-баа. Я должна выйти еще затемно.

– Пожалуйста, возьмите меня с собой.

– Идти надо будет далеко.

– Мои ноги могут пройти долгий путь.

– Хай, – улыбнулась Киёми. – Не сомневаюсь. – Она оглянулась через плечо на дом. – Твои баа-баа и одзиисан будут сердиться.

– Баа-баа всегда на вас сердится, мама.

Киёми не могла сдержать тихого смеха.

– У нее весьма неприятный характер.

– Мама, пожалуйста, возьмите меня с собой!

Киёми закрыла глаза, слушая дыхание Ай.

– Конечно, можешь пойти со мной. До какой-то степени я еще распоряжаюсь собственной жизнью.

Когда стихли траурные завывания сирен, Киёми разбудила Ай. Девочка с полузакрытыми глазами послушно вылезла из ямы в кухне вслед за матерью. Банри и Саёка заворочались, но не проснулись.

Киёми привела Ай к футонам и помогла залезть под тяжелое одеяло. Скоро надо было уходить, но пока что она дала Ай поспать, только уже не в яме. Они и без того целую жизнь проводили в земле, как кроты, боящиеся солнца.

Киёми легла рядом и погладила запавшую щеку дочери. Ай нужна была еда, она таяла от голода на глазах.

Москитная сетка окружала комнату белыми стенами. Киёми хотелось бы выйти за эти стены и найти место, где нет ни войны, ни ненависти, ни голода. Место, где никогда не отцветают вишни.

Москитная сетка пошла рябью, по лицу Киёми пробежал холодок. Вернулся призрак. Решительно настроенная избавить себя и дочь от его присутствия, она все же почувствовала какое-то умиротворение от того, что этот призрак сейчас к ней так близко. Будто кто-то из предков за ней наблюдает.

Она закрыла глаза, и мысли ее перенеслись от юрэй к организованному для нее браку. Что это за мужчина, которого отыскали для нее свахи? Горбун? Зверь с когтями и клыками? Она улыбнулась этим абсурдным образам, но улыбка тут же сползла с ее лица при мысли о том, что она с этим человеком будет связана навеки. Она уже привыкла мечтать о возвращении в Токио после войны. Представлять, как они живут у тети с дядей, пока не найдут своего жилья. Она закончит колледж и начнет новую карьеру. И если окажется рядом подходящий мужчина, такой, который полюбит Ай как свою дочь, она сможет выйти за него замуж.

Эти фантазии умерли в пожарах американских бомбежек. У Киёми не осталось родных, не осталось куда возвращаться – только пепел и слезы. Будущее, видимо, ждало ее в Хиросиме.

Киёми прижалась к посапывающей Ай, провела пальцем по ее бровям – волоски ощетинились от прикосновения. Она вспомнила, как впервые увидела дочь в родильном отделении токийской больницы. В предшествующие родам дни ее сердце мучил страх. Готова ли она быть матерью-одиночкой? Позор беременности и оставленности продолжали жечь ей душу. Она начала сомневаться в своей способности вынести клеймо, которым отметило ее общество. Тетка говорила утешительные слова, пытаясь смягчить эти страдания, но ничего не помогало. Киёми сопротивлялась родам, будто могла сдержать их усилием воли – с тем же успехом она могла бы развернуть обратно волны морские.