– Вам нехорошо? – спросила Киёми.

Саёка подняла глаза от книги:

– Нормально ему.

– Все война, – сказал Банри. – Нам говорили: поддержим Императора. Нам говорили: мы победим. Но как можно драться на пустой желудок? А работать как? А учиться? Пайки должны раздавать районные ассоциации – где эти пайки? – Он выпрямился, спина хрустнула, как деревянная конструкция на летней жаре. – Офицеры сыты. Полиция сыта. Богатые купцы в Кио сыты. А мы голодаем, и это несправедливо. Если верить сводкам по радио, скоро мы потеряем Окинаву. И что тогда?

Саёка отложила книжку.

– Нельзя вести такие разговоры.

Внимание Банри переключилось на Киёми.

– Я говорил с Нобу и Рэй Такада. Они будут завтра с нами ужинать, и мы обсудим наш план взять приемного сына, чтобы ты вышла за него замуж.

Киёми склонила голову, слушая эти слова и постигая их смысл. Нового мужа ей не хотелось. Ей и предыдущего не хотелось, но что она могла сделать?

– Если придут гости, их надо будет кормить, – сказала Саёка.

Киёми ответила, не поднимая глаз:

– Может быть, я что-нибудь выменяю.

Саёка выгнула левую бровь:

– А что у нас осталось на обмен? Почти все наши кимоно и лаковые вещицы мы обменяли. Даже обеденный стол.

Киёми представила свое свадебное кимоно, закопанное на дне сундука. На черном рынке оно может сколько-нибудь стоить, а для нее оно ничего не значило.

– А когда снова будут пайки раздавать? – спросила Саёка.

Банри встал с пола, колени хрустнули в такт спине. Он стоял согнувшись, грудь его тяжело ходила. В этой позе он замер и выпрямился, лишь когда успокоилось дыхание.

– Я Масе не доверяю, – сказал он. – Он должен делить все поровну, но семейству Мори он дает больше. И даже прихватывает на долю Соры и Тадао.

Саёка выгнула бровь:

– Это как? Выдает продукты своим умершим родственникам?

– Наши продукты, – ответил Банри.

Саёка сердито посмотрела на Киёми:

– Киёми завтра не работает. Пусть пойдет на пункт выдачи с утра. Выходить нужно до рассвета, чтобы занять место в очереди поближе. Ай может остаться с нами.

– А если на пункте ничего выдавать не будут? – спросила Киёми.

– Тогда попробуй на черный рынок возле станции Кио. У тебя же должно быть что-то стоящее на обмен?

Про что это она? Тело свое продать, чтобы раздобыть пищу? Никогда. Но уж если я это сделаю, вся добыча пойдет мне и Ай. Старой карге ни кусочка не достанется.

Ай дернула ее за рукав кимоно:

– Мама, а мы можем пойти в сад?

– Ночью? – сказала Саёка. – Когда комары? С ума сойти.

– Можем, мама?

– Хай. Только ненадолго.

Ай встала и протянула руку. Теплые пальчики вошли в ладонь как ключ в замок. Без звука пройдя по татами, мать и дочь вышли наружу. Небо над ними повисло цветным холстом – фиолетовые, янтарные, синие и оранжевые ленты вперемежку с темнеющими тучами. Ай сощурилась:

– Я хочу нарисовать это небо.

– Не сомневаюсь, что ты могла бы.

Они вышли во двор, в сад. Ветви старой ивы янаги нависли над прудом. Тетя когда-то говорила, что янаги владеют силой призраков. Если ветвь порезать, из разреза потечет кровь.

Пруд казался черным и безжизненным, но в окружающих деревьях слышались звуки: кваканье лягушек, стрекот кузнечиков, шелест ивовых листьев на легком весеннем ветру.

– Когда я была маленькой, у нас во дворе был пруд, но куда больше этого. Там жили черепахи, ящерицы и синяя змея.

Ай крепче сжала ее руку:

– Они хотят выдать вас замуж?

– У семьи должен быть наследник. И если я могу этому помочь…

– Это несправедливо!

Ай выдернула руку.

Киёми смотрела на опустевшую ладонь. Внезапная утрата прикосновения Ай ощущалась так, будто их навеки разлучили. Ай считает, что ее предали? Она ревнует при мысли, что привязанность матери будет отдана кому-то другому?