Мика подумал про Ливая, который встретил свою кончину на Гвадалканале. Что он испытал после смерти? Плыл через джунгли без цели, просто тенью, несущей могильный холод? Нет, не похоже на него. Он ушел за пределы этого царства, в объятия любящего Бога. Ливай заслужил Небеса.

Фрэнк положил руку на плечо Мики:

– Пойдем, я покажу тебе другую сторону города. Ту, которую ты не заметил.

Фрэнк вывел его с лодки и повел в город. С таким гидом иррациональный страх Мики перед живыми японцами рассеялся. Мимо группы солдат, куривших возле какого-то здания, он проплыл так, будто это были его старые друзья. Желтая дымка продолжала подниматься в направлении гавани подобно дыму завода, но дымовых труб Мика не видел. Он догнал Фрэнка и показал на деревянный дом:

– Они бы так легко не горели, если бы были каменные или кирпичные.

– Верно, – улыбнулся Фрэнк. – Но в Японии часто бывают землетрясения. Деревянный дом можно отстроить за пару дней.

– Если его снесут бомбардировщики, то вряд ли.

Улыбка Фрэнка погасла, сменившись выражением печали, признания поражения.

– Уверен, что у тебя были бы другие чувства, если бы речь шла о Беллингэме.

Мика промолчал. Чего Фрэнку не понять – так это того огня в груди каждого американца, который вспыхнул после Перл-Харбора, после раны, нанесенной японским вероломством. Слишком давно не жил Фрэнк в Сиэтле.

Фрэнк показал на груду красно-белых шаров, сложенных возле дома.

– Видишь вот это? Они набиты песком. Когда прилетают бомбардировщики, люди должны гасить пожары, бросая их в пламя. А вот эти цементные баки с водой – они для бригад с ведрами. Но все знают, что против мощи зажигательных бомб они неэффективны. Сколько человек погибло в первом налете на Токио? Девяносто тысяч? Если «Б-29» полетят на Хиросиму, этому городу придет конец.

Фрэнк вывел Мику на мост, дошел до середины и остановился. Мост Мотоясу был Мике знаком по аэрофотосъемке. Река струилась под ним, безмятежная в вечерних сумерках. Над синими холмами блеснула молния, упали капли моросящего дождя – прохладного, но освежающего.

– Странно, что мы чувствуем такие вещи, как дождь, – сказал Мика, подходя к стоящему у перил Фрэнку.

– Мертвые испытывают то же, что и живые, – ответил Фрэнк. – Даже боль.

– Мы ощущаем боль?

– Коснись пламени, и почувствуешь его жар, хотя ощущение быстро рассеется. И ты здесь не умрешь, Мика. Сунь голову в реку на час и увидишь, что будет.

Серое небо грозило накрыть собой город, но на северо-западе над горизонтом несмело пробивался белесоватый свет.

– Когда я мальчишкой приехал в Хиросиму, мы летом плавали в реке. И по очереди прыгали с моста – на девчонок произвести впечатление.

– И получалось?

Фрэнк усмехнулся:

– Нет. – Он показал на дальний берег, где наступающий прилив поглощал песчаное русло. – Во время отлива мы играли в бейсбол в русле реки. Меня мальчишки травили за слова, что «Янки Нью-Йорк» – лучшая в мире команда.

– Ну так это ж правда. В смысле, Рут, Гериг, Ди Маджио. Кто может быть лучше?

– Они считали, что хиросимский «Карп».

Мика представил себе, как Фрэнк играет в бейсбол на обнажившемся в отлив берегу. Он почти слышал удар мяча в кожаную перчатку, щелчок биты, посылающей мяч в небо.

Из серого тумана возникла женщина в однотонном черном кимоно. Она покачивалась из стороны в сторону, будто ее шатало ветром. В руках она что-то держала, и по ее щекам двумя хрустальными струйками лились слезы.

Мика ощутил какое-то напряжение, когда она вступила на мост, и по взгляду Фрэнка и его выступившим скулам было видно, что у него похожее ощущение. Мика подался к нему: