Умереть от ползущих стеблей. Такого я точно не ожидала. Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох.
«Нет».
Нет… Если я сейчас умру, то никогда не смогу вернуться в Кэптон. И на мое место выберут другую девушку, к которой перейдет сила. Может, она даже немного напомнит меня и точно так же будет о чем-то мечтать. Но ее заберут у тех, кому она нужна. И гнусный круговорот возобновится.
«Если я выживу, то смогу попытаться покончить со всем этим», – мелькает, словно вспышка в темноте, мятежная мысль. В ушах раздается тихий гром, почти напомнивший голоса родителей, что обсуждают поздно ночью несправедливость подобного мироустройства.
Я вновь открываю глаза.
Может, отец прав. И из этой тюрьмы, что веками навязывали женщинам Кэптона, есть выход. Если эльфы способны разделять миры, неужели мы не сможем найти способ связать Природные Земли со Срединным Миром? А кто-нибудь вообще пробовал?
Даже если не получится, в случае смерти я не смогу вернуться домой. А я все еще нужна жителям Кэптона. Как-нибудь я найду способ им помочь. Я поклялась в этом родным и друзьям.
– Хватит, – приказываю я стеблям. – Довольно.
Я стараюсь подчинить свою магию, но сила напоминает мне зверя, обросшего колючками, подобно напитавшимся ею растениям. Я отпихиваю ногами стебли и, застонав от боли, пытаюсь подняться.
Если их породила моя магия, она сможет их укротить. Мне нужно в это верить. Я же как-то сумела встать с трона из секвойи. А ведь тогда мир держал меня гораздо сильнее.
Здесь и сейчас нет трона, пропитанного магией тысячелетий. Это всего лишь цветочки. И в них та сила, что вложила я.
«Соберись, Луэлла».
Я не отступаю, не пытаюсь загнать магию внутрь. Вместо этого простираю силу на стебли. И они медленно подаются назад.
«Вот так. – Не знаю, кого я подбадриваю, себя или розы. – Уменьшайтесь, дайте мне увидеть дневной свет».
И растения мало-помалу отступают, открывая оплетенные прежде окна.
Внезапно стебли вздрагивают. Гаснет вырванная из рук магия. Из растений исчезает всякая жизнь. Зеленые побеги сохнут, ломаются, чернеют, а затем рассыпаются пылью, что рассеивается, словно дым. Остается лишь запах роз и царящий в комнате полный разгром.
А в дверях стоит хмурый Эльдас.
Десять
– Тебя даже на день нельзя оставить одну! – ворчит он.
– Я не виновата. – Я настолько вымотана, что с трудом держусь на ногах. Щеки пылают, но я не знаю, от жара или от смущения.
– Избавь меня от объяснений.
– Это не я!
– А кто еще мог такое сделать? – Эльдас подходит ближе. – Другая Людская королева, способная с помощью силы управлять самой жизнью? – Он продолжает говорить, не давая возможности ответить. – Ведь мне всю жизнь внушали, что я жду единственную женщину. Но если я напрасно сидел в одиночестве столько лет, будь добра сказать об этом. Хотелось бы знать, какие еще есть варианты.
«Сидел в одиночестве?» Эти слова привлекают внимание. Но я знаю: если попытаюсь спросить, он в лучшем случае лишь закатит глаза. Может, попробовать расспросить Уиллоу?
Я делаю глубокий вдох и как можно спокойней поясняю:
– Во всем виноват Харроу.
Скользнувшее по лицу Эльдаса удивление тут же сменяется гневом. Но он быстро прячет чувства, натягивая уже привычную мне холодную, равнодушную маску.
– Харроу почти в буквальном смысле вытащил меня из постели. Я вовсе сюда не стремилась. – Эльдас хочет что-то сказать, но я не умолкаю. При одном воспоминании о Харроу в жилах закипает кровь. Я тычу пальцем в лицо эльфу, почти касаясь кончика носа. – Знаете? Я спокойно приняла его колкости. И насмешки в свой адрес. Я даже смирилась с их дурацкой шуткой. Но когда он попытался силой удержать меня здесь, я уже не вынесла. – «Я так устала, что меня контролируют мужчины. Он, вы, Люк», – так и хочется добавить мне, и я с трудом сдерживаюсь.