Ее аромат стал отчетливее, и я мысленно отругал себя за то, что выпил. Мне следовало уехать раньше и избежать всего этого фарса. Было ли это частью планов моей матери? Неужели Сабина Руссо наконец-то добилась своего и заполучила хранительницу, перед которой я не смогу устоять?

Мои пальцы впились в полированную поверхность барной стойки, как будто она была вырезана из масла. Перчатки остались лежать на ней. Глаза бармена расширились еще больше, чем при виде моих чаевых, и я мысленно застонал. Позже мне нужно будет спросить у Селии, какой сценарий она считает достаточно экстремальным, чтобы можно было применить принуждение. Сейчас же я почти уверен, что вонзать пальцы в твердую древесину – это допустимый вариант развития событий.

– Не нальете мне еще выпить? – поинтересовался я, и бармен замер, когда наши с ним взгляды встретились. – Вы обнаружили на стойке эти отметины, но не придали им особого значения. Вас больше занимали огромные чаевые, которые вы получите сегодня вечером.

Он кивнул и повернулся, чтобы налить мне еще виски. Позади заиграла музыка, и я расслабился на мгновение. Убрав пальцы со столешницы, я изучил щербины, которые оставил на видавшей виды поверхности. Я решил, что облегчу накатившее чувство вины, сделав утром крупное пожертвование центру искусств.

Быстро надев перчатки, чтобы случайно ничего не повредить, я взял свой свежеприготовленный напиток и отошел от стойки. Еще один бокал поможет мне расслабиться. Не знаю, чей запах привлек мое внимание. Но к тому времени, как я допью, он исчезнет, смешавшись с другими ароматами в комнате.

Однако, когда я обернулся, запах ударил мне в нос с новой силой. Во мне нарастало темное желание, что-то первобытное овладевало мной. Я начал искать взглядом источник этого дурманящего аромата. И осмелился сделать шаг в толпу, но мое внимание не занимали присутствующие гости. Инстинктивно обернувшись, я увидел струнный квартет в углу комнаты. Взглядом скользнул мимо мужчин-скрипачей и чувственной брюнетки, которая играла на альте, и сосредоточился на той, что была в конце группы, сконцентрировавшись на своей игре.

Она сидела, склонившись над виолончелью, которую держала между ног. Ее платье было поношенным, и в ней не было лоска, которым отличалась другая женщина из квартета. Она наклонила голову, сосредоточившись на игре, и я не мог разглядеть ее лицо. Но одна прядь волос выбилась из тугого пучка на макушке и завивалась у нее на затылке, не желая оставаться в прическе. Мне показалось, что она такая же неуправляемая, как и ее волосы. Женщинам прошлого эта черта характера не приносила ничего хорошего.

В целом, ее можно было описать только одним словом – человек.

Она определенно не была желанным объектом сватовства моей матери. Но ее кровь была могущественной, и другие почувствовали бы ее даже в комнате, наполненной ароматами ведьм и вампиров. Ей повезет, если она выберется отсюда, потеряв с литр крови и с небольшими признаками кратковременной амнезии. Обычно вампиры не убивают людей, но во время светских раутов они, как правило, слетают с катушек.

Я уже не помнил, как долго простоял, раздумывая, что делать с этим хрупким созданием. Чем дольше я наблюдал за ней, тем больше осознавал, насколько она талантлива. Казалось, эта девушка и ее музыка стали единым целым, как будто она полностью существовала в этом пространстве и времени ради нежных окутывающих нот. Ее небольшой рост, казалось, сильно контрастировал с размером инструмента, но она полностью владела собой. Это было невероятное, пьянящее ощущение. В отличие от других музыкантов, она играла всем своим естеством, и все это было бы напрасно, если бы сегодня вечером ее запятнал не тот вампир.