над образным безобразием бытия.
и, возможно, слепой бог нас жалеет на ощупь,
летит на тишайший звук слез внутри.
звук, превращающий тишину в снежинки…
радуга во тьме
понедельник – слепой поводырь —
привел меня к тебе… что же это?
стечение обстоятельств?
случайный узор на тигриной шкуре судьбы?
мелодия подбросила интересный
перламутровый хвостик?
отношения не вернуть. и я выбрасывал рваные письма
из раскрытого окна летящей электрички.
читайте, поля, березы, овраги,
читайте, как мы любили друг друга.
выбрасывал летние прозрачные креветки-ночи
в урны возле подъездов и громад темного парка;
фотографии в синей траве намокали от росы,
и улитка ползла по нашим блаженным лицам
имитацией поцелуя.
из воспоминаний, из спальни факира
зигзагами выползают жирные светящиеся змеи,
и я протягиваю руку – жальте, аспиды.
из каждого укуса однажды вырастет цветок —
подснежник-подъядник, и я услышу,
как парень непринужденно насвистывает джо дассена,
замурованный внутри бетонной плиты.
как будто и не было будущего…
боже, сколько времени!
сколько пачек пельменей вместе съедено,
сколько качек страстей за борта кровати выброшено!
в тапочки впрыгивая, как ковбой в стремена,
я гордился собой, этой двойной жизнью Вероники…
ты же тянешь слова, жевательную резинку,
а я подбираюсь изнутри молчания, будто человек-паук,
говоришь ерунду:
слова выпадают из рук палочками для еды;
камни, которые хочется швырять в окна
заброшенных домов.
ребенок скучает и закрашивает шариковой ручкой
неподвижные глаза кукле…
и я вдруг обнимаю тебя и нагло целую,
неожиданно – даже для самого себя;
затыкаю указательным пальцем пулевое ранение.
опешила от нахальности,
вздулась и медленно опала морская пена.
и я пью сырое птичье яйцо через пробитое отверстие.
высасываю поцелуй, пока клейкая сладость желтка
не охватывает всё нёбо, всё небо.
вот мы и вспомнили друг друга…
вечность на миг вспыхнула —
вспыхнула радуга во тьме,
чтобы осветить далекий силуэт нашей любви:
две обнявшиеся скалы
(она склонила голову ему грудь,
заросшую отвесными деревьями,
усеянную вертикальными баранами).
спасибо, понедельник.
«существует лишь одна улика…»
существует лишь одна улика,
доказывающая, что мы были вместе.
и твой лик прорастает из зеркала
громадной каплей ртути:
посмертная маска впечатления с зеркальным отливом.
и я льну устами к зыбкому суккубу…
…тогда прыщавая, как земляника, весна
сплела нас наручниками из одуванчиков,
и как только мы добрались до супружеского ложа,
ты приплыла – в первый раз – через пять минут,
как призналась спустя полгода,
а я еще долго распутывал путы хищных ласк,
яро гасил собой, словно асбестом,
бледный пожар незнакомого тела.
и душа над тобою корпела,
победоносно выплывая из нежных заводей пота
пиратом с изломанной розой в зубах. с икотой
всех разгоряченных мышц
(включая сердечные мышцы).
и всю ночь за окном красным десертным
рыгала гроза – впотьмах, сквозь шторы,
сквозь мерцание багрового бра.
и меня сводила с ума
тонкая красная линия кесарева свечения.
огненная позолота поцелуев осыпалась;
путешествие слюны изо рта вокруг света
за три часа с привкусом не сигарет, но орхидеи.
слепой росток любви.
прекрасней и совершенней любой идеи.
но наступало утро, и ты с неутолимым отвращением
восставала из страсти растрепанным фениксом.
вся исколотая лучами, в терпких занозах оргазмов.
в солнечных эполетах
стояла обнаженная на балконе,
довольно щурилась на весь мир во время оно,
ибо оно – время – везде, без всякого снисхождения
никогда не признает своего поражения.
человек-паук
посмотри на это небо, мой друг.
облака напоминают сливочных великанов.
а внизу разлегся серым львом мой город родной,