Дед Митрич в свое время работал в конторе по производству праздников "Люберецкий негатив", поэтому в лес один никогда не ходил. Решили, сходили, проверили. Вернулись здоровыми, не считая цирроза печени и шишки, которую Дед Митрич подарил своему внуку Сеньке на день рожденья и на лоб одновременно. Решили на другой день снова пойти в лес проверить, а то мало ли что.

"Катенька, солнце мое, детка, Катюша, где же ты?" – раздавалось из телевизора, Егор перевернулся на другой бок, смахнул с носа муху и тихонько пукнул. Егор любил пукать во сне, впрочем, он пукал и когда не спал, но всегда при этом закрывал глаза. Привычка, оставшаяся еще из детской колонии.

– Егор, ты репеллент принес или опять водку купил? – поставил вопрос ребром начальник смены Элеонор Графович, разбудив Егора.

– Нееет. А что, надо было? Я думал, ты мне денег на водку дал. Ты что, не будешь? – сонно-пьяным голосом возмутился Егор.

– Не, ну, в принципе, конечно, на водку деньги! – спохватился Элеонор Графович, подвигаясь поближе. – Но я думал, что голова-то у тебя есть, и ты сам додумаешься. Мухи эти реально заебали, на хавчик садятся и глазом не моргнут.

– Да я и с мухами жрать могу – невозмутимо ответил Егор, – А ты Санька отправь, ему всё равно делать нечего.

– Действительно, Санёк. Станки, которые перекидывать надо, придут все равно не раньше трех часов, так что давай, сходи в чепок, купи репеллент. И «Раковых шеек» заодно! А то закусывать нечем.

– Хорошо – весело крикнул Санёк, взял деньги и, напевая себе под нос, направился в чепок.

В это время пришли станки, и грузчик Олег стал потихоньку стаскивать их с кузова машины. Именно «с» кузова, а не «из», так как станки были привязаны сверху к грузовику, груженому картофелем и кабаньим пометом. Через полтора часа подошел Санёк.

"Олег, кинь станок, пожалуйста!"…

Мухи продолжали летать, и им было наплевать на только что купленный Саньком репеллент. Может, привыкли. А может быть, дело было в том, что весь флакон репеллента сразу же употребил внутрь себя Егор. И тут же отправился в подсобку, где его уже ожидал тепленький ящичек водки.

–Я считаю, что троллейбусы прикованы к проводам, – сказал Марат и в очередной раз покраснел.

–А ты не думал, что все наоборот? Что это провода приклеены к троллейбусам? – парировал Семен Николаевич Печёнкин.

– А троллейбусы приклеены к асфальту, и земля крутится под ними, а под автобусами нет. Земля крутится только под троллейбусами, потому что они ленивые, – развил мысль Марат.

– Причем, не под всеми троллейбусами, – уточнил Печёнкин, – Вот, например, семнадцатый номер точно к асфальту приклеен, уж больно редко ходит.

– Его в детстве, видимо, троллейбусная матка плохо ходить учила, – кивнул Марат.

– Это точно, идет и спотыкается. Я сразу подметил что-то не то…

– А трамваи вообще оборзели, их ждешь-ждешь, а они по кругу гоняют, кто быстрей, – начал возмущаться обычно спокойный Марат

– То есть ты хочешь сказать, что трамваи – евреи? – в недоумении спросил Семен Николаевич.

– Это еще почему? – изумился Марат.

–Ну, так ты же сам сказал, что трамваи вообще обрезали!

– Оборзели! Уши разуй! Им обрезать-то нечего, – объяснил Марат и преспокойненько опустошил двухсотграммовую емкость с денатуратом.

– Денатурат – этиловый спирт-сырец, содержащий добавки красителя, окрашивающего спирт в сине-фиолетовый цвет, и специальных веществ, придающих ему неприятные запах и вкус. Растворитель лаков. Ядовит! – сообщил Печёнкин, глядя куда-то вдаль.

– Спасибо за справку, но его нету уже, – съязвил Марат.

У Марата действительно была язва.

Звали ее Леной. Редкостная язва, вся в мать.