Деятельное участие в реализации реформы принимало Министерство внутренних дел, т. е. силовое ведомство, которое разъясняло местной администрации (губернаторам и земским начальникам), что ее работа будет оцениваться по числу вышедших из общины крестьян на подведомственной ей территории[84]. Отсюда мощное давление на крестьян местных властей, угрожавших изъятием лучших земель в пользу тех домохозяев, которые «добровольно» выходили из общины[85]. Открытые насилия переходили всякие границы. Так, крестьяне Бахмутского уезда Екатеринославской губернии в телеграмме на имя Столыпина от 4 апреля 1911 г. с возмущением сообщали, что местная администрация, поощряемая благодарностями и наградами высшей власти, «применяет противные закону, общечеловеческим понятиям и совести приемы, так, избивая людей, лишая их свободы сажанием в тюрьмы и другие места заключения, без объяснения, объявления, определения сроков заключения, суда и следствий, людей, провинившихся и виновных лишь в том, что могут иметь собственное суждение и выражать словами то, что находят для себя выгодным и более рациональным оставаться и впредь при общинном землепользовании. Ближайшим фактом произвольных насилий может служить случай, имевший место 19 текущего марта в Бахмуте, куда целыми обществами потребовалось господином губернатором, который в присутствии всей подчиненной ему администрации не спросил о нуждах, обидах вверенных его попечению людей, но запретил под угрозами немедленных наказаний каждого, кто посмеет дерзнуть высказывать свои неудовольствия, обиды и свои желания и тогда, когда весь бывший перед ним с обнаженными головами собранный по его приказанию и покорно, почтительно стоящий перед ним народ, не постеснялся обругать всех бывших людей оскорбительными бранными словами, призывая немедленно и всем изъявить согласие на переход с общинного к отрубному землепользованию. И тогда же многих из нас арестовал и отправил в тюрьму, а других с той же целью полиция и по настоящее время рыщет и ловит по домам, наводя панику на все население. В одном Бахмутском уезде по месту нашего жительства Троицкой, Луганской и других волостях и обществах, вследствие таких вопиюще несправедливых действий все полевые работы с осени прошлого 1910 года прекращены, около 100 тыс. дес. земли остались совершенно не вспаханными, не обсемененными зимними и не подготовленными для весенних посевов, что само по себе грозит нам и семействам нашим голодовкой. Мы, крестьяне, возмущенные вредным вмешательством в наши интересы по землепользованию, а тем более угрозами казацких нагаек, ссылкой и тюрьмами, решились перенести все же такие суровые меры, лишь бы сохранить и оградить свое законное право общинного пользования землей…. Нам думается, что не один наш Бахмутский уезд Екатеринославской губернии жестоко страдает произволом администрации, но что есть на святой Руси много таких уездов, где эти искусственные меры гнут спины беззащитного крестьянина»[86]. Бахмутские крестьяне думали правильно. В других местностях «святой Руси» власти творили то же самое. Нижегородский губернатор, например, подвергал массовым арестам крестьян, не желавших выходить на хутора и отруба[87]. И что же?

Несмотря на административно-командные методы проведения реформы, число вышедших из общины крестьян на 1911 год составило только 26 % от всех крестьянских хозяйств, причем многие крестьяне выходили из общины не с желанием поставить фермерское хозяйство, а с целью продажи полученной при выделе земли. К 1916 г. число порвавших с общиной земледельцев не составило и четверти от всех крестьян, владевших землей на общинном праве. Однако и выход крестьян на отруба не был пагубен для общины. Она «отнюдь не разрушалась», а лишь «несколько разгружалась от избыточных рабочих рук и освобождалась от тех своих членов, которые перестали быть крестьянами. Кроме того, от общины откалывались некоторые периферийные группы. Правда, при этом усиливалось земельное утеснение в общине. Но такой способ ее ликвидации, путем сжатия, был чреват для правительства неприятностями»