Доводы отца настоятеля кажутся мне убедительными, но остался последний вопрос.
– А что… потом? Когда закончится время нашей миссии?
– Господь направит нас. Всё в воле его.
Я забираю книгу и иду к выходу.
– Спасибо вам, отец настоятель. Я продолжу работу
– Аминь, – отец Грегор закрывает за мною дверь.
Вернувшись в келью, я достаю новые свитки, чернила, и приступаю к работе. У меня впереди ещё тысячи книг и карт.
Но почему в моих ушах звучит голос Иоанна Богослова?
«…Труд твой, и терпение твое, и то, что ты не можешь сносить развратных, и испытал тех, которые называют себя апостолами, а они не таковы, и нашёл, что они лжецы; ты много переносил и имеешь терпение, и для имени Моего трудился и не изнемогал…»
Под куполом
(В порядке автобиографического очерка)
Лучшее место в цирке для меня – это самое верхнее, можно сказать, «под куполом», откуда видно и арену, и остальных зрителей, сидящих внизу.
Само представление, кроме чудес акробатов и дрессировщиков, меня интересует мало. Намного интереснее люди вокруг, которые по-детски увлечены ареной. Вот, на два ряда ниже меня сидит колоритная пара, мужчина и женщина средних лет, мрачные, постоянно спорящие друг с другом. Мужчина из породы типичной, самой распространенной: брюшко, лысина, легкая отечность лица, развившаяся на фоне злоупотребления алкоголем. Его спутница столь же «типична», располневшая брюнетка из категории бывших «сердцеедок», постаревшая и порядком истеричная, которая готова попрекать деньгами, потраченными на билет при всех, нисколько не смущаясь громкости своего голоса.
Так они и сидели до начала представления, переругиваясь на весь цирк. Но вот прозвучал звонок – и куда делась злость, куда делось раздражение? Два восторженных ребёнка взялись за руки, и буквально обратились в зрение и слуха, радостно хохоча над ужимками клоунов.
Мне не интересны клоуны. Я жду того момента, когда на скользкой и накренившейся трапеции под купол цирка поднимется тоненькая гимнастка. В который раз, дрожа от напряжение, эта девочка – а смелее её вряд ли наберется хотя бы пара человек из зала – будет совершать головокружительные кульбиты, вызывая бурные аплодисменты. Каждый прыжок точный, каждое сальто потрясающее, а зал внизу буквально вне себе от восхищения – и никто не помнит о предшественнице этой отважной девушки.
Один я, как верный пёс, из года в год прихожу в этот цирк, и сажусь на свое старое место, и внимательно слушаю избитые шутки от клоунов. Программу я за долгие годы вызубрил наизусть – и теперь просто терпеливо ожидаю момента, скрашивая одиночество печальными размышлениями.
С той, которая поднималась на трапеции, мы познакомились совсем в другом месте. Старая гимназия на окраине нашего городка, куда меня отправили на «вербовку кадров», доживала последние дни. Без ремонта, спонсоров, и средств на существование это учебное заведение было обречено, и я, в числе иных «представителей» многочисленных колледжей явился сюда, чтобы снять пенки в лице наиболее талантливых и непрактичных учеников.
– А у вас есть цирковая студия? – спросила у меня после «спича» невысокая голубоглазая девочка с русыми волосами – Если да, то я иду к вам
Цирковой студии у нас не было, но я обещал, и обещал, и обещал, пока не заврался до потери нити разговора. Голубоглазое создание громко рассмеялось и взяло буклетик с описанием достоинств моего колледжа.
– А у вас все такие красноречивые? – спросила она – Или вы один такой уникальный?
– Можем перейти на «ты», – предложил я – И да, красноречивый, боюсь, только я. Кстати, меня зовут Игорь
– Настя, – голубогазое создание протянуло руку, нежную и тонкую – Пожалуй, я перейду в ваш… точнее, твой колледж. Уж больно у вас красивые буклетики.