Попов наслаждался самостоятельностью. Сходил к «титану» за чаем. Купил у проходящей буфетчицы из вагона-ресторана пару булочек и стакан сметаны. Между делом отметил странность – есть не хотелось, пока не появилась та самая буфетчица. Съел, в общем-то немного, но как будто сразу завтрак, обед и ужин. Навалилось глобальное чувство сытости, глаза закрывались сами. Серега даже не пошел за вечно влажным постельным бельем – оперся спиной на свернутый в углу матрас и моментально уснул.

Пробуждение было неожиданно легким и приятным – словно спал не в душном вагоне, скорчившись в углу, а на берегу Нурна. Осталось даже ощущение свежего, насыщенного солью ветра. Поезд стоял у перрона областного центра, яркое солнце заливало плацкарт, а через постоянно хлопающие двери проникал особый «весенний» воздух. В голове было ясно, тело налито бодростью – Попов уже давно не чувствовал себя настолько хорошо.

Стоянка была долгой, почти полчаса. Серега прогулялся по перрону, где ночной лед превратился в лужи. Снег еще лежал почерневшими грудами на газонах, но воробьи уже сходили с ума от солнца, мелькая стайками с дерева на дерево, а тонкая шинель показалась подбитой мехом. Попов с удовольствием ее расстегнул, захватывая свежий восточный ветерок. Подумал было о телеграмме матери, но решил все-таки сделать сюрприз.

Гуляя, Серега добрался до старушек, торгующих вареной картошкой, солеными огурцами, бледными, вареными курами, и понял, что нужно поесть. Пригляделся к торговкам, и тут же оживился «внутренний наставник», о котором Попов почти забыл: «Третья бабушка слева, вон, в синем платочке, видишь? Картошечка со своего огорода, сварила утром. Курица не вареная, а жареная, свежая, тоже своя, еще вчера кудахтала. Чуть дороже, чем у соседей, но того стоит. Бери, не пожалеешь». Серега внимательно выслушал «информатора» и впервые попытался вступить в мысленный диалог:

«А остальные?»

Попову показалось, что «наставник» засмеялся:

«Ну, если хочешь, изволь. Первая старушка слева – картошка мороженая, сладковатая. Вторая – тоже самое, да еще и пересолила. Четвертая – курица старая, сварила еще четыре дня назад. Пятая – грязнуля, посуду не моет, понос обеспечен, а может и чего похуже. Шестая – все нормально, но курица вареная, а не жареная. Седьмая – курица кончилась, остались только огурцы. Все, расчет окончен. Если будешь покупать, поторопись, через шесть минут – отправление».

Серега послушался внутреннего советчика, и не пожалел. Все было очень свежее и вкусное. Попов запил завтрак купленным у той же бабушки пивком, и решил, что жизнь вне стен государственного лечебного учреждения – очень приятная вещь. Колеса все также бодро постукивали по рельсам – состав втягивался в Уральские горы. Выемки вдоль железной дороги становились глубже и круче, обнажая слои и складки горной породы, лишь слегка прикрытые серым ноздреватым снегом. Когда же поезд вылетал из скальных тисков на простор, до самого горизонта раскрывалась панорама волнистых горных хребтов, покрытых сине-зеленой тайгой. С каждой секундой пути Серега чувствовал приближение к дому. Знакомыми и родными казались даже придорожные столбы. Ели и сосны приветливо махали зелеными лапами. Задорно подмигивали семафоры.

Попов засмотрелся в окно, постепенно опрокидываясь в воспоминания детства, и не сразу обратил внимание на движение в вагоне. Из медитации его вырвало прикосновение к плечу:

– Ай, молодой, красивый, неужели меня не видишь? Два часа около тебя стою, помочь хочу, а ты не смотришь? Что там за окном интересного? Лес и снег. На меня посмотри, ручку позолоти, довольным останешься!