«По технике безопасности не положено, – перебил Серега, – зацепишься за что-нибудь, и пиши пропало, пальца нет, а то и всей руки. Да и не всегда с кольцом на пальце удобно».

«Ты что, токарь? – возразил «боевой артефакт», – Не бойся, я не зацеплюсь! И если надо, на пальце меня видно не будет. Потерять меня нельзя, отобрать тоже. Главное – не снимать!»

«Да понял, понял. Еще пожелания будут?»

Кольцо замялось:

«Ну, кровушки бы мне. Изредка».

«Своей или чужой?»

«Так и той, и той не мешало бы. Человеческой или эльфийской. Гномья или орочья – тоже хорошо. Только животных мучать не надо! Конская или собачья не подойдет».

«С эльфийской напряг, – нахмурился Попов, – да и с гномьей не все здорово. Вены мне вскрывать, что ли? Я так долго не протяну».

«Не ерничай, – поморщилось кольцо, – я же не вампир, мне ежедневной порции не надо. По случаю. Есть кровотечение – приложи меня. Тебе польза – кровь остановится, и мне польза – возможности повышаются. Вон, как я тебе щеку заживило – любо дорого».

Серега потрогал шрам, к сожалению, уже не первый на лице:

«Так себе заживило. Видно будет. Особая примета».

«Но и рана была не от скальпеля, – огрызнулось кольцо, – тем более, что шрамы украшают мужчину».

«Ладно, хорош, – подвел черту Попов, – и так все утро треплемся. Я тебя понял, ты, надеюсь, меня. Пойдем, прогуляемся».

«Ноги-то твои, – усмехнулось кольцо, – я само гулять не умею. Пошли».

Прогуляться Серега решил до своей бывшей квартиры. Если в договоре купли-продажи есть фамилия продавца, появляется надежда размотать весь криминальный клубок. Кольцо визит к Вове горячо поддержало:

«Начистим пятак борову – все расскажет. А вздумает запираться, я столько способов знаю, чтобы язык развязать!»

«Ну, вы, мордорские, конечно, мастера пыточного дела», – поморщился Серега, в который раз вспомнив подвал Бхургуша15.

«А-то!» – самодовольно подтвердило кольцо и замолчало. Попову показалось, что «боевой артефакт» сладострастно перебирает варианты «развязывания языка».

*      *      *

Идти было недалеко. Прыгая через бурные ручейки талой воды и обходя глубокие лужи с остатками ночного льда, Серега минут через двадцать вошел в родной дворик, зажатый «хрущевскими» пятиэтажками. В ту страшную ночь, когда он потерял мать, было не до ностальгии, а тут аж сердце защемило.

Двор был точно такой же, как семь лет назад. Прошлая, несомненно, счастливая жизнь, сохранилась именно здесь. Осталась в обшарпанных стенах домов, дырявых заборчиках палисадников и давно утративших окраску скамейках. Застыла в черных обледеневших сугробах, в лужах на разбитом асфальте, в сломанной хоккейной клюшке, сиротливо торчащей из снега. Попов добрел до «своей» скамейки и плюхнулся на нагретую солнцем доску сиденья. Огромные старые тополя узнали его и помахали голыми ветками.

Рыжий дворовый котище с откушенным ухом запрыгнул на скамейку и приветливо мявкнул. Покосился на человека и доверчиво занялся нехитрым кошачьим туалетом, жмурясь солнцу. Серега помнил рыжего еще котенком. Еще с целыми ушами. Помнил, когда и как кот появился во дворе. Где охотился за голубями. Даже знал, в какой битве рыжий потерял ухо. Кот его тоже помнил. Потому и умывался спокойно рядом, не ожидая от человека подлости.

Весна заливала двор солнечным светом. Урчали голуби, купаясь в лужах талой воды или отыскивая что-то съедобное в захламленных долгой зимой палисадниках. С громким смехом пробежала по тротуару стайка школьников, мутузя друг друга мешками второй обуви на длинных шнурках. Вышла погреться на солнышке древняя бабушка из первого подъезда и как всегда, вынесла голубям горсть крошек, а коту – очистки от рыбы. Начали собираться у столика для игры в домино тепло одетые пенсионеры. Жизнь летела мимо Попова, а он все никак не мог оторваться от скамейки. Кольцу стало скучно: