Сегодня она встречает Клэр у ворот ее дома. Мьинт еще нет и двадцати. Стройная, с небольшими грудями, она элегантно смотрится в зеленой блузке и облегающем зеленом лунги. Всякий раз, когда она расплывается в улыбке, ее широкое лицо с гладкой кожей лучится теплом, словно солнышко.

Сегодня, однако, на ее лице суровое выражение. Она спешно ведет Клер в дом.

– Что же вы творите, госпожа? Ходить пешком опасно. Повсюду грабители. Мародеры. Что случилось с машиной?

Клэр удивлена такой реакцией на ее появление. Она заключает девушку в объятия.

– Ты уж прости меня, Мьинт, я вся насквозь потная, но в остальном я тоже рада тебя видеть. У меня такой денек сегодня выдался, что я просто не могла сесть в эту проклятую машину. Мне надо было пройтись и проветриться – чтоб в голове навести порядок.

– Хотите, чтоб в голове был порядок? Тогда сидите дома и занимайтесь уборкой. А я пойду работать в больницу врачом, как вы.

Клэр откидывает голову и хохочет, чувствуя, как вместе со смехом немного уходит и усталость.

– Я согласна! Когда ты готова приступить?

Несмотря на то что слова Мьинт ее позабавили, Клэр понимает, что совет бирманки не лишен резона. Недавно врач поняла, что Мьинт, трудясь служанкой, зарывает свой талант в землю, и преисполнилась решимости поговорить в больнице о том, чтобы Мьинт зачислили в штат младшей медсестрой.

Отец Мьинт служил у них садовником. Он умер два года назад от сердечного приступа. В свой последний день он оказался на попечении Клэр в центральной больнице. На смертном одре он заставил ее дать обещание устроить на работу его юную дочь, проживавшую в Калемьо, которая после его кончины останется круглой сиротой, поскольку ее мать отошла в мир иной во время родов. Клэр сдержала слово и, заручившись согласием Тедди, предложила Мьинт стать у них служанкой. У девушки обнаружилась склонность к языкам и уже через год она бегло разговаривала на английском. Помимо того что ей неизменно удавалось содержать их большой дом в идеальной чистоте, девушка еще и научилась прекрасно готовить – блюда как европейской, так и бирманской кухни.

– Тебе удалось достать свиную корейку на кости? – спрашивает Клэр.

– Удалось. Но с большим трудом.

Клер очень благодарна Мьинт за хлопоты, которых наверняка было немало. В Рангуне дефицит буквально всего. Оно и понятно, японские войска всё ближе к городу, и мясо на местных рынках – большая редкость.

Мьинт предлагает приготовить ужин, но Клэр вежливо, но непреклонно заявляет, что они будут кашеварить вместе. Сегодня пятая годовщина свадьбы Клэр и Тедди. Мьинт с хозяйкой солят мясо, приправляют черным перцем, молотым розмарином и последними, воистину драгоценными каплями оливкового масла. На гарнир они решают сделать пюре, и картофель отправляется в кастрюльку с кипящей подсоленной водой.

В какой-то момент свет на кухне гаснет. Уже сгущаются сумерки, опускается тьма. Хозяйка и служанка зажигают свечи и расставляют их по столешницам и на подоконнике на фоне закатного неба.

Из окна кухни сочится запах жарящегося мяса, сплетающийся с ароматами жасмина, цереуса и жимолости. Вокруг – какофония звуков. Кричат сороки – возвращаясь с дневного промысла, они садятся на ветви огромного дождевого дерева, растущего напротив окна. Пока женщины готовят, особо наглая сорока опускается на ветку, от которой буквально рукой подать до окна. Птица сверлит Клэр янтарными глазами. Врач отшатывается и шарит взглядом в поисках какого-нибудь не особо нужного предмета, которым можно запустить в птицу. Ее выбор останавливается на картофелине. Клэр уже собирается запустить ею в птицу, как на ее запястье мягко смыкаются пальцы.