– Как думаете, он мне сможет помочь? – Шахрияр поворачивается на пороге к девушке.

У нее крепкое рукопожатие:

– Если вам кто и сможет помочь, так это мистер Фейсал.

Доктор Клэр Дрейк просыпается в удушающей жаре. Спина вся одеревенела от того, что она лежала на жесткой койке в комнате отдыха. Подсвеченные радием стрелки наручных часов «Омега Симастер» – это подарок Тедди на первую годовщину их свадьбы – показывают без четверти пять пополудни. Получается, проспала она совсем немного, притом что до этого провела на ногах двадцать часов.

Несмотря на пульсирующую боль в голове, Клэр с трудом встает. Из восемнадцати офицеров медицинской службы, работающих в центральной больнице Рангуна, она единственная женщина. Значит, она не только должна не уступать в трудолюбии и профессионализме коллегам-мужчинам, она обязана значительно их превосходить. Только тогда в их глазах она будет «не хуже остальных ребят». Она женщина и при этом работает доктором. Получается, ей надо бежать, чтобы оставаться на месте.

Пошатываясь, она выходит в фойе. Недостатка в раненых солдатах нет. Из Сингапура, который несколько недель назад заняли японцы, как раз доставили новую партию.

С трудом переставляя ноги, она, словно в тумане, приступает к обходу и трудится, покуда медсестра по фамилии Першинг родом из Шотландии, успевшая послужить на фронтах по всей империи от Сингапура до Танжера, буквально силком не выталкивает ее вон.

– Господи, доктор! Ступайте домой, пока вы не прикончили какого-нибудь бедолагу из Шеффилда, которому не повезло угодить под артобстрел японцев.

Она решает прислушаться к ее совету. Оказавшись на улице, Клэр отказывается от машины, которая ей полагается как офицеру, и решает, что ей лучше пройтись. Белый халат расстегнут и развевается за ней. Клэр выходит на главный проспект. Ни людей, ни машин, разве что время от времени проезжают армейские грузовики. Рангун за последние несколько недель постепенно опустел – по мере того как угроза японского вторжения становилась всё ощутимей. Тедди говорит, что до него вообще, возможно, осталось несколько дней.

Клэр не привыкла возвращаться домой пешком. Она ориентируется по золоченому пику пагоды Шведагон и парным шпилям собора Святой Марии. Наконец вдалеке показывается массивное мрачноватое здание клуба Пегу из тикового дерева.

Она идет по Бадс-роуд, обрамленной лавками, в которых выставлены на всеобщее обозрение чаны с лапшой и снедью в соусе карри, стоящие в метре от сточных канав. При виде еды у нее в пустом желудке начинает урчать. Клэр ловит себя на том, что направляется к киоску, в котором торгуют полупрозрачными макаронами, приправленными какими-то листьями, не поддающимися опознанию. Торговка при виде Клэр подпрыгивает. Продавщица, с одной стороны, встревожена, что ее товаром заинтересовалась столь важная птица, а с другой – очень этому рада. Бирманцы, которые ужинают, сидя на низеньких деревянных табуретах, встречают ее настороженными взглядами. Кто-то как можно быстрей убирается с ее дороги, но при этом никто не встает и не уходит.

Продавщица принимается одну за другой поднимать крышки котелков, с ловкостью фокусника демонстрируя тушеные овощи, салат из чайных листьев, баранину, курицу и нечто загадочное, очень напоминающее Клэр лягушатину в соусе карри.

– Спасибо, ничего не нужно, – говорит Клэр, отступая в последний момент. Когда они приехали сюда с Тедди, то поначалу смело лакомились изысками местной кухни. На второй неделе пребывания она отравилась, купив еду с одного из уличных лотков. С тех пор они с мужем неизменно ели либо дома, либо в клубе Пегу. Несмотря на случившееся, у Клэр сохранилась слабость к бирманской кухне. Особенно ей нравился рыбный суп мохинга с рисовой лапшой, обжаренным нутом и острым перцем. Ее служанка Мьинт подает ей этот суп на завтрак каждый день.