Он все еще погружен в чтение, когда автомобиль попадает в пробку. Что-то впереди заставило остановиться поток машин, рикш и красных двухэтажных автобусов. Рахим опускает стекло и тем самым допускает ошибку, поскольку в машину тут же проникают клубы пыли, смог, а вместе с ними и шум.
– Авария, – сообщает рикша, который для лучшей видимости привстает в седле. – Паренька машина сбила. Эх, досталось ему. Всё залито кровью. Толпа угрожает водителю.
Рахим открывает дверь, чтобы пойти и разобраться, но Моталеб его останавливает:
– Осторожнее, сахиб. Люди и так уже в ярости, а увидят еще одного богатея из дорогой машины, так и вовсе озвереют.
Он садится обратно, чувствуя собственное бессилие. «Уолсли-Моррис» сворачивает на узкую улицу, соединяющую Парк-стрит с Хангерфорд-роуд. Улочка застроена видавшими виды многоэтажными жилыми домами прошлого века. Вдоль дороги – яркие рекламные щиты, предлагающие весь спектр мыслимых и немыслимых услуг: от пошива одежды на заказ до аюрведических снадобий от венерических заболеваний. На бельевых веревках сушатся сари, юбки и дхоти. Снуют рикши, тянут повозки полуголые жилистые носильщики, роняющие на землю капли пота. Запах тел, сточных канав и старого дерева мешается с ароматом жарящихся в масле муки, кумина и картофеля.
По мере того как машина медленно, но верно едет по улице, некоторые прохожие останавливаются и тычут пальцами, показывая на головной убор Рахима, свидетельствующий о том, что он мусульманин.
Через некоторое время, обогнув пробку, они выбираются на главную улицу.
Вскоре Рахим уже может разглядеть вдалеке бывшее здание обсерватории, в котором теперь располагается фабрика по производству печенья «Британия Бисквитс».
По окрестностям плывет густой сладкий запах. В первые несколько месяцев, когда он возвращался домой, пропитанный ароматом кондитерской, его жена Захира с улыбкой сетовала: мол, она не знает, что делать – то ли обнять его, то ли обмакнуть в чашечку чая. Теперь она почти не обращает на этот запах внимания.
Когда его машина въезжает в ворота, охранники бодро ему салютуют. Автомобиль останавливается у главного входа. Рахим проворно вылезает из машины и, перепрыгивая через две ступеньки, несется наверх. Он предпочитает приезжать на важные встречи пораньше, а из-за того, что пришлось объезжать пробку, он потерял немало драгоценных минут.
Взбежав на второй этаж, он сворачивает направо – в коридор, обрамленный колоннами.
Тяжело дыша, Рахим останавливается у двери, на которой висит табличка «генеральный директор Теодор Дрейк». Смотрит на часы. У него есть ровно одна минута, чтобы перевести дыхание.
Ровно в тот самый момент, когда минутная стрелка на его часах сдвигается на двенадцать, Рахим стучит в дверь.
– Заходите.
Теодор Дрейк сидит за исполинским столом из бирманского тика. Его улыбка теплая и располагающая.
– Чоудхори. Рад вас видеть. Садитесь.
Рахим достает из портфеля папку.
– Я приготовил то, что вы просили, сэр.
– Превосходно.
Пока Дрейк изучает содержимое папки, Рахим разглядывает карту Рангуна в раме, висящую на стене за спиной директора. Перед тем как занять нынешнюю должность, Дрейк служил в звании полковника в британской армии. Он был под началом генерала Уингейта в Импхале, когда японцы вторглись в Бирму, и принимал живейшее участие в освобождении этой страны. После войны он подал в отставку и отправился на гражданскую службу. Необычное решение для человека военного.
Дрейк поднимает взгляд:
– Недурно. Надеюсь, я несильно усложнил вам жизнь, дав так мало времени.
– Нисколько, – качает головой Рахим, несмотря на то что ему пришлось изрядно потрудиться. В папке данные о регистрации, правила внутреннего распорядка, журналы протоколов, организационная структура, счета, инвентарные описи, бухгалтерская книга, данные по физическим активам – одним словом, вся информация о предприятии, которую только можно собрать за те две недели, что ему были выделены.