верши по бульварам круженье,

чтоб всех подобрать, потерпевших в ночи

крушенье,

крушенье.


Полночный троллейбус, мне дверь отвори!

Я знаю, как в зябкую полночь

твои пассажиры – матросы твои —

приходят

на помощь.


Я с ними не раз уходил от беды,

я к ним прикасался плечами…

Как много, представьте себе, доброты

в молчанье,

в молчанье.


Полночный троллейбус плывет по Москве,

Москва, как река, затухает,

и боль, что скворчонком стучала в виске,

стихает,

стихает.


Московский муравей

Не тридцать лет, а триста лет иду, представьте вы,

по этим древним площадям, по голубым торцам.

Мой город носит высший чин и звание Москвы,

но он навстречу всем гостям всегда выходит сам.


Иду по улицам его в рассветной тишине,

бегу по улочкам кривым (простите, города)…

Но я – московский муравей, и нет покоя мне —

так было триста лет назад и будет так всегда.


Ах, этот город, он такой, похожий на меня:

то грустен он, то весел он, но он всегда высок…

Что там за девочка в руке несет кусочек дня,

как будто завтрак в узелке мне, муравью, несет?


Часовые любви

Часовые любви на Смоленской стоят,

Часовые любви у Никитских не спят,

Часовые любви по Петровке идут

неизменно.

Часовым полагается смена.


О великая вечная армия,

где не властны слова и рубли,

где все рядовые – ведь маршалов нет у любви!

Пусть поход никогда ваш не кончится,

признаю только эти войска!..

Сквозь зимы и вьюги к Москве подступает весна.


Часовые любви на Волхонке стоят.

Часовые любви на Неглинной не спят.

Часовые любви по Арбату идут

неизменно.

Часовым полагается смена.


Песенка о моряках

Над синей улицей портовой

всю ночь сияют маяки.

Откинув ленточки фартово,

всю ночь гуляют моряки.


Кричат над городом сирены,

и птицы крыльями шуршат.

И припортовые царевны

к ребятам временным спешат.


Ведь завтра, может быть, проститься

придут ребята, да не те.

Ах, море – синяя водица,

ах, голубая канитель.


Его затихнуть – не умолишь,

взметнутся щепками суда.

Земля надежнее, чем море,

так почему же вы туда?


Волна соленая задушит,

ее попробуй упросить…

Ах, если б вам служить на суше

да только б ленточки носить!..


Новое утро

Не клонись-ка ты, головушка,

от невзгод и от обид.

Мама, белая голубушка,

утро новое горит.


Всё оно смывает начисто,

всё разглаживает вновь…

Отступает одиночество,

возвращается любовь.


И сладки, как в полдень пасеки,

как из детства голоса,

твои руки, твои песенки,

твои вечные глаза.


Песенка о комсомольской богине

Я смотрю на фотокарточку:

две косички, строгий взгляд,

и мальчишеская курточка,

и друзья кругом стоят.


За окном всё дождик тенькает:

там ненастье на дворе.

Но привычно пальцы тонкие

прикоснулись к кобуре.


Вот скоро дом она покинет,

вот скоро вспыхнет бой кругом,

но… комсомольская богиня…

Ах, это, братцы, о другом!


На углу у старой булочной,

там, где лето пыль метет,

в синей маечке-футболочке

комсомолочка идет.


А ее коса острижена,

в парикмахерской лежит.

Лишь одно колечко рыжее

на виске ее дрожит.


И никаких богов в помине,

лишь только дела гром кругом,

но… комсомольская богиня…

Ах, это, братцы, о другом!


Отрада

В будни нашего отряда,

в нашу окопную семью

девочка по имени Отрада

принесла улыбку свою.


И откуда на переднем крае,

где даже земля сожжена,

тонких рук доверчивость такая

и улыбки такая тишина?


Пусть, пока мы шагом тяжелым

проходим по улице в бой,

редкие счастливые жены

над ее злословят судьбой.


Ты клянись, клянись, моя рота,

самой высшей клятвой войны:

перед девочкой с Южного фронта

нет в нас ни грамма вины.


И всяких разговоров отрава,

завевайся воронкою вслед…

Мы идем на запад, Отрада,

а греха перед пулями нет.


Песенка о Ваньке Морозове

А. Межирову

За что ж вы Ваньку-то Морозова?

Ведь он ни в чем не виноват.

Она сама его морочила,