И еще Моисей стал выше себя самого, любомудрием в пустыне долгое время охраняя жизнь неоглашенною, потом просвещается огнем в купине. Прежде сего обнажает стопы свои от мертвой обуви, истребляет жезлом египетских змиев (…). Слышит глас труб, отваживается идти на горящую гору, достигает вершины, входит в облако, проникает во мрак, в котором был Бог, приемлет Завет, делается неприступным солнцем для приближающихся, осиявая светом лица. И как изобразит кто словом все его восхождения и многоразличные ему Богоявления? Однако же при столь великих и многих дарованиях, после стольких опытов, на столько возвысившись к Богу, имеет еще ненасытимое вожделение большего и умоляет Бога увидеть Его лицем к лицу.
И хотя засвидетельствовало уже Слово, что сподобился личного собеседования с Богом, однако ж и то, что говорил с Ним как с другом, и бывшая у Моисея усты к устом (Чис 12, 8) беседа с Богом, не останавливают в нем пожелания еще высших даров. Напротив того, говорит: аще обретох благодать у Тебе, покажи мне Себя ведомо[48]; и Обещавший даровать просимую благодать, Сказавший: вем тя паче всех[49], проходит мимо его, покрытого Божественною рукою на божественном месте в камне, чтобы по прошествии Бога увидел только задняя. А сим, как думаю, научает слово, что вожделевающий видеть Бога, всегда последуя Ему, видит желаемое, и зрение лица Божия есть непрестанное шествие к Богу, успешно совершаемое хождением в след Слова (Hom. Cant. XII; XLIV, 1025 D – 1028 A)[50].
Созерцание Бога есть не что иное, как sequela Verbi[следование Слову].
Остановимся на этапах Моисеева восхождения, которые одновременно есть его подъем на Синай и возвышение над самим собой:
Уход от мира и «философствование в пустыне».
Снятие обуви и срывание кожи мертвых животных.
Озарение пылающим кустом.
Подъем в огне на вершину горы.
Вступление в облако.
Преображение Моисеева лика, упомянутое уже в Исходе[51], а затем во Втором Послании к Коринфянам[52], и, наконец, в Жизни Моисея Филона[53].
Желание видеть Бога лицом к лицу.
Можно было бы сказать, что два первых этапа соответствуют очищению, два следующие – озарению, вступление[54] во мрак и последующее преображение Моисеева лица – божественному Завету, но все эти этапы превосходит желание видеть Бога лицом к лицу (κατὰ πρόσωπον).
1.4. «Жизнь Моисея»[55]
Как и Филон Александрийский, Григорий представляет Моисея посредником при даровании Закона[56] и посвященным в таинства.
Слово «мистагогия» (μυσταγωγία, «посвящение») встречается в «Жизни Моисея» неоднократно:
VM I, 42, 4: «Теперь Моисей возглавлял народ при посвящении в неизреченное таинство (ἀπορρητοτέρας μυήσεως), а Божественная сила чудесами, превосходящими всякое слово посвящала (μυσταγωγούσης) весь народ и самого предводителя. Это посвящение совершалось (ἡ δὲ μυσταγωγία ἐπιτελεῖται) следующим образом» (PG 44, 316 A).
VM I, 46, 4: «Проникнув в непроницаемость Божественных таинств, он, никому не заметный, пребывал в общении с Невидимым. Полагаю, так он показал нам, что тот, кто хочет пребывать с Богом, должен оставить все видимое и взойти, словно к горной вершине, к невидимому и непостижимому, и верить, что Божественное пребывает там, куда не достигает наш разум».
VM I, 49, 2: «Когда разум Моисея был очищен этими законами, он возведен к еще более высокой степени посвящения в таинства(τὴν τελειοτέραν μυσταγωγίαν), когда Божественная сила явила ему сразу всю скинию».
VM I, 58, 2: «При своем посвящении в Божественные тайны