– Муха?.. Мне?.. Н-нет… – голос предательски дрогнул, – Писал?.. О чём?.. А что с ним?

– Ясно-понятно, – товарищ переключил тон на служебно-бесцветный, – Следовательно, ты не в курса́х. Так я и думал.

Абонент «Саня», не попрощавшись, отключился, а бывший боксёр мысленно отсчитал до восьми. Нокдаун. Попытка перезвонить ничего не дала – Саня трубку не взял. Вот ёлки… Надо срочно, прямо сейчас, уничтожить всё – и Генкино, и своё. Немедленно! Он придвинул клавиатуру и настучал пароль. Раз уж пошло наперекосяк, рисковать нельзя – слишком много на кону. Ну-ну, уничтожить… полученное от Мухи и своё – запросто. Отправленное, тем более уже прочитанное кем-то черт знает где – увы, никак. Или не стоит так сразу отчаиваться? О чём бы ни написал один школьный друг другому школьному другу, горячку пороть ТАМ не станут. Полагается обстоятельно проверить, разобраться…

«Идти это неспешное, как у нас принято, разбирательство, будет ни шатко ни валко, и мы всё успеем. Наша медицина, бесспорно, лучшая в мире и так далее, но жене от этого не легче – её часики выходят на финальный круг циферблата, и пока даже в Кремлёвке удосужатся подобрать нужное… а кто меня пустит туда, в Кремлёвку?!.. – звоночек прозвенит, и каюк.

Ага, Кремлёвка… Больничка неплохая, спору нет, и всё же ни одного из самых-самых крутых и важных не обессмертила. И даже имей они там нужные технологии и лекарства, доступные для кого положено, ничего нам не светит. Это здесь, во второсортной губернии я – бугор. А там? А там таких, как я, и за кочки не считают – прыщик на жопе государства, не более… а родня такого прыща – вообще меньше говна размазанного. В области, конечно, считаются… или делают вид. А толку? Почести, как полагается, окажут, в случае чего. Веночки кладите вон туда, цветочки тыкайте сюда, слёзки на пол не лейте – неровен час кто из скорбящих поскользнётся…

Эх, Маня-Маринка, дурочка моя любимая… Проклятый спорт! Сорвала сердце в детстве-юности, и в тридцать готовься… Не знала о врожденном пороке, не береглась, режим не соблюдала, гинеколога не послушала, родила… а Олежка – большой мальчик, четыре сто. Они у неё росли наперегонки – рос плод, росло сердце… и, как результат – получите. Бычье, блин, сердце, «тотальная дилатация» по-научному… Пересадка спасёт, а кто и где ее сделает вот так, как ей надо, чтоб жить не три, не пять и даже не считающиеся максимумом десять лет? Десять, да и рекордные пятнадцать – это же всего ничего!

Жить… жить без операции для неё означает пребывать в ожидании мучительного конца – с постоянной одышкой, отечными тумбами вместо ног, спать полусидя… Операции на сердце давно стали привычными, их делают сотнями в каждой области, от инфарктов умирают всё реже, а вот с пересадкой картинка иная. У нас, во всяком случае, иная. Да и там, по большому счету, быстро делают только за деньги – за очень большие деньги. И гарантии по сроку жизни ПОСЛЕ – такие же, как здесь. Те же три, пять, десять…»

К тому же всю жизнь после самой успешной операции человек с пересаженным сердцем обязан принимать лекарства, подавляющие иммунитет и тем самым не позволяющие организму отторгнуть чужеродную ткань. При этом неизбежно страдает защита от всех без исключения инфекций, и убить такого пациента способна даже его собственная кишечная палочка. Живи и бойся случайного чиха, прячься в кокон, как человек в футляре.

Но, как удалось выяснить, имеются кое-где иные подходы и иные гарантии. Деньги, разумеется, нужны и там, на первый взгляд огромные, почти нереальные… Но их найти тоже удалось. Методика операции – обыкновенная, всё отличие – в способе подбора органа для пересадки. Ещё недавно невозможное теперь возможно, не для всех и очень дорого, но – возможно. Ибо его, сердце, в эксклюзиве могут подобрать супер-индивидуально, по спецзаказу! Да, это пока штучный, исключительный товар, доступный далеко не каждому, но люди есть люди, за деньги они способны на чудеса. И тогда, при максимально достижимом совпадении антигенов, в иммунодепрессантах нужды нет совсем или она незначительна. На уровне аспирина при аритмии.