– Вот это корыто ты называешь судном, способным переплыть море? – зло процедила она, когда гралиец подвёл её к своей находке.

Герд нарочито оскорбился и наконец скрыл самодовольный оскал.

– Ты, как моряк моряку, или тебе цвет к сапожкам не подходит?

– А ты моряк? – огрызалась та.

– А ты? – упёр он руки в бока.

– Это лучшее, что можно подобрать?

– Я даже больше тебе скажу. Это единственное!

– Герд, оно точно может переплыть море? – отступила Аяна и просительно посмотрела на помощника.

Гралиец ещё раз придирчиво оценил товар. Лодка была шире рыбацкой, она торговая, по размеру чуть больше, устойчивая, объёмная, с трюмом. Посудина преклонного возраста, но она выдержит и шторм, и течения, и полтора десятка женщин. И даже одну привередливую алесцийку, которая так умело пользуется своими красивыми зелёными глазами, что он теряется.

– Давай так, либо это корыто, и гони задаток, – Герд собрал волю в кулак и ответил с напускной суровостью, – либо жди, когда на торг выйдет то, что придётся тебе по вкусу.

– Никакого задатка. Деньги по факту выполнения сделки. Когда я и женщины взойдём на палубу, ты получишь своё золото, – отмахивалась чужеземка.

– А если у тебя его нет, и ты вышвырнешь меня, как того мальчишку? Голого, со свежей дыркой в корме, – выпучил глаза парень.

– Оно у меня.

– Где? Покажи.

Аяна нетерпеливо вздохнула и залезла под тунику. У Герда заинтересованно блеснули глаза.

– Это то, что я подумал?

Алесцийка вытащила роскошный перстень и сунула ему в нос. У парня сошлись в одной точке глаза и оттопырилась нижняя губа.

– Сколько там алмазов, пересчитаешь позже. Не волнуйся, если всякий раз число будет разным. Это нормально, так и задумано.

– Что это? – ошарашено спросил он.

– Фамильная реликвия, можно сказать, – девушка снова запустила руку под тунику, чтобы спрятать сокровище. – Ригоронский перстень, принадлежащий ранее семье Императора Ригорона.

– Ты отдашь его мне? – оторопел он. – За эту лодку? Что значит, по факту сделки?

Аяна кивнула ему в сторону города, и они отошли от пристани. Она шла знакомым путём к его дому, он, как счастливый домашний пёс, бежал следом и слушал чужеземку.

– В смысле, переодеться алесцийкой? – возмутился он и встал посреди толпы.

– Ты отвлечешь на себя стражников. Они разыскивают алесцийку, пусть гонятся за ней. Точнее, за тобой, – Алесцийка подхватила его под руку и поволокла дальше.

Герд от возмущения открыл рот, но не мог сложить междометия в полноценные фразы возмущения.

– Что тебя не устраивает? – с напускной беспечностью рассуждала она. – Приоденем тебя, грудь побольше воткнём, волосы распустишь, мукой их присыплем, чтобы казались светлее. Махнёшь своим самым длинным ножом, вильнёшь бёдрами, по темени они признают в тебе настоящую алесцийку. Твоё дело бежать, но не слишком быстро, чтоб не сразу бросили погоню. А я тем временем освобожу невольниц и отведу на судно.

Герд выпучил глаза так, что даже не моргал.

– А перстень ты мне голубями передашь?

– Тебя беспокоит только это?

– Как сказать, – огрызался он, выпрямился во весь рост и распрямил плечи. – Ещё немного грудь беспокоит. Вдруг выпадет не ко времени.

– По пути я спрячу перстень в условном месте. После придёшь, заберёшь.

Герд недовольно пыхтел, но продолжал идти рядом.

– Ты можешь просто гм… заняться со мной любовью, сесть на ту проклятую посудину, отдать мне перстень и уплыть в свою Алесцию? Без пленниц и накладной груди. Я добрый, можно и без посудины, только любовь и перстень.

– Не могу, – искренне призналась она. – Весь день думала. Герд, не могу. Люди страдают. Помоги мне, пожалуйста.