– Но до перестрелки, девочка, не дойдет – это я тебе обещаю.
Она отвернулась, чтобы не напугать Лидку мелькнувшей на губах зловещей улыбкой. Отвернулась к косметичке – делать из базарной торговки соратницу по ночному ремеслу. Впрочем, как надеялась сама Крупина, до ночи дело все-таки не дойдет – все кончится намного раньше. Через пару минут рядом стояла еще одна путана, и еще надо было постараться, чтобы определить – чья раскраска была сильнее готова к бою.
«Девочек» и восемь ящиков водки, к которым совсем скромно, если не сказать жалко, прилагались два пакета с закуской, до состава проводил конечно же Рычков. Он же и постучал громко камнем, подобранным тут же, между железобетонными шпалами по стальной двери вагона. Это был четвертый вагон от головы состава. Впрочем, с таким же основанием голову можно было назвать хвостом – ядерный поезд с одинаковым успехом мог передвигаться в обоих направлениях. Главное было не в названиях. Главное, что в этом вагоне находился командный пункт и те самые кнопки, к которым нужно было добраться в первую очередь. А еще – до того, кто отдавал команды начальнику спецсостава. Вот этот человек и интересовал больше всего и Наталью и того, кто послал ее в Ковров.
Да – Наталья Крупина опять была на службе; совершенно добровольно приняв предложение еще прежнего премьер-министра. Он ушел с поста; точнее его ушли – почти год назад. Но перед уходом успел назначить Крупину своим специальным представителем по кризисным ситуациям. В чем заключались ее обязанности, никто не знал; так же как никто не вел учета ее рабочего времени. На заседаниях правительства она присутствовала – сидела в самом дальнем ряду; даже не за длинным столом, где и принимались решения. Взгляд нового премьер-министра часто останавливался на ее лице. Самой Наталье было понятно, что ему мучительно хочется спросить:
– А кто собственно, эта тетка в строгом деловом костюме? И что она делает здесь, ни разу за полгода даже не открыв рта? И – главное – почему влиятельные, очень влиятельные люди, которым никак нельзя отказать, просили не трогать эту таинственную… «специального представителя». Его представителя, между прочим, председателя правительства.
И совсем уже беспомощным стало лицо премьера, когда в ходе обсуждения невероятного по своей чудовищности и невозможности происшествия – захвата террористами ядерного поезда – эта женщина встала и строго (совсем так же, как его первая учительница) прервала председательствующего на середине длинной, полной общих слов фразы. Теперь ее сходство со строгой учительницей было полным. Премьер так и подумал, что она скажет что-то вроде:
– Хватит болтать!
И не ошибся. Конечно, так прямо специальный представитель не заявила; она просто и доходчиво объяснила, что столь специфичные дела не подлежат широкомуобсуждению (болтовне, иными словами) и что их должны решать люди, специально назначенные для этого. А поскольку она, Наталья Юрьевна Крупина и является специальным представителем, и именно по чрезвычайным ситуациям…
Справедливости ради надо отметить, что и без облегченного кивка премьера Крупина выехала бы в Ковров. Потому, что это все-таки был не чужой для нее город, и – главное – потому что почувствовала: кроется за этим захватом что-то другое, много опаснее и подлее, чем даже ядерный взрыв. Ей еще кое-что подсказали, подкинули – тот самый человек, что иногда позванивал премьеру…
Дверь, под которой стояли на щебенке две девицы на вид ну очень легкого поведения, а еще майор российской армии и восемь десантников, каждый из которых в одиночку принес ящик водки, так и не открылась. Крупина про себя, чтобы не портить физиономии весьма легкомысленной девицы, одобрительно хмыкнула – неведомый пока противник распорядился открыть дверь в это вместилище адского оружия в самом центре состава – там, где располагалась жилая зона; где секретов было меньше всего. Туда и понесли теперь ящики чертыхающиеся негромко парни в голубых беретах. Состав стоял на запасном пути, не у пассажирской платформы, так что девушкам на каблуках (не очень высоких, конечно, но все же!) пришлось спотыкаться по щебенке. Лидка даже негромко выматерилась, едва не подвернув лодыжку. А от открытой дверцы, до которой оставалось метров десять, или чуть поменьше, раздался первый приказ: