Он взял ее руки и поднес к лицу, взглянул поверх ее ладоней, словно кипятком окатил, и медленно, не отводя взгляда, принялся целовать ее пальцы. Ханс Беккер сжал кулаки, но усилием воли не двинулся с места. Юноша в белом свитере сломал чашку. Вздрогнул, но Ханс отмахнулся – какая, право, мелочь, когда тут такое происходит.
–У тебя сахар под ногтями, – прошептал мужчина, имени которого Лукреция так и не узнала.
У него был неаполитанский выговор, мягкий, интимно пришептывающий, вкрадчиво пробирающий до костей. Она перехватила его ладони в свои, опустила глаза… И вдруг отшатнулась назад, с ужасом вскинула взгляд.
–У тебя под ногтями кровь… – с ужасом едва выговорила она.
Он усмехнулся, крепко сжимая ее руки, не давая ей вырваться.
–Да, carissima15, у меня по локоть руки в крови.
В один миг Лукреция вдруг увидела и кровавый ободок вокруг его ногтей, хорошо знакомый ей, который ни с чем не перепутаешь, и браслет из бусин-черепов, так тонко проработанных, словно они были настоящими, и четки розария с тяжелым крестом в вырезе рубашки.
–Кто ты..? – испуганно спросила она.
–Ринальдо Джанлоренцо Чезаре Лючиано Эспозито, – медленно шепотом раздельно проговорил он, – Преподобный Эспозито. Конгрегация доктрины веры.
Он отпустил ее руки так мягко, словно и не держал. Лукреция птицей вскочила со стула. Ей было очень страшно. Он поднялся вслед за ней, она отшатнулась.
Ханс Беккер в одно мгновение оказался за спиной у жены, и как только она почувствовала его ладони на своих плечах, она успокоилась. Ханс Беккер был оплотом надежности и постоянства, хоть бы весь мир кругом встал на дыбы. Хотя что уж удивительного может быть в том, что волшебный неаполитанец оказался служителем веры. Но эта кровь под ногтями, она испугалась, словно увидела серийного убийцу. Она, дочь своего отца, испугалась, когда поняла, что человек, целующий ее пальцы, убивал. Как изменила ее жизнь в Магдебурге! Разве ее мать отшатнулась бы от человека в крови? Разве жены ее братьев голосят, когда их мужья приходят домой? Какое счастье, что в ее жизни нет больше раскаленного Палермо и горячих бесстрашных мужчин, которые с детства начинают стрелять раньше, чем писать свое имя, у которых рука раньше учится хвататься за пистолет, чем сжиматься в кулак.