9. 9. Ива

 

Я оберегаю его сон, как ревнивая львица. Я ничего не знаю о материнском инстинкте, но, кажется, испытываю именно это: защитить, уберечь, не дать никому тронуть своё.

Наверное, это смешно выглядит, но я чувствую так и ничего не могу поделать. Если бы могла – укрыла бы телом моего единственного мужчину, которого выбрало моё сердце.

Он выглядит измождённым, бесконечно усталым. Но рядом с ним восхитительно горячо: он как печка, от него пышет жаром здорового крепкого тела, и я невольно льну к нему, согреваясь и чувствуя себя защищённой.

Вот такие противоречивые чувства: и желание защитить, и желание спрятаться от всех проблем сразу.

Андрей спит недолго – где-то час с небольшим, а я боюсь пошевелиться, чтобы не спугнуть его сон. Но он просыпается сам. Ресницами хлопает, потягивается всем телом. Смотрит на меня сонно, но серьёзно.

– Ива, – шепчут его губы, – я думал, ты мне приснилась.

– Я настоящая и рядом, как и обещала, – улыбаюсь. – Я в душ, ладно? Не хотела тебя будить.

Он разжимает объятия, и я выскальзываю из постели, стыдливо натягиваю халатик на плечи. Не могу пройтись голой – это слишком смело для меня. Да, я стыжусь своего тела. Да, я ужасная скромница, но выглядело бы странно, если б я была другой.

– Нам надо поговорить. Не уходи, пожалуйста, – говорит Андрей, как только я возвращаюсь. Он занимает моё место в ванной комнате, и я прислушиваюсь, как плещется вода. Я бы подсмотрела за ним, если бы хватило смелости. Ничего, однажды всё случится. Возможно.

Любимов просил меня не уходить. Можно подумать, я могу это сделать, пока он здесь. И я помню, помню просьбу его сына. Но сейчас, именно в этот момент мне и не стыдно, и нет мук совести. Кто она, это далёкая незнакомая женщина? Такую ли она имеет над ним власть, если он вернулся ко мне?

Но я не знаю, готова ли я бороться за своего Ворона до конца. Имею ли право оторвать его от семьи, детей, той женщины, что была частью его жизни? Была ли? Может, есть и сейчас, а он не может разобраться, кто из нас ему дороже? Ведь и так бывает. Когда трудно сделать выбор.

Я не могу быть категоричной. Нет во мне чёткого разделения на белое и чёрное. Уж кто-кто, а я знаю: у жизни много красок и полутонов. Как в меланжевой нити: один цвет плавно перетекает в другой, а когда вяжешь, получается удивительное полотно, интересные узоры из-за нежных переливов.

Поэтому я не смогу его осудить – своего первого и единственного мужчину. Я приму всё, как есть. А потом подумаю, как жить дальше.

Андрей выходит из душа, вытирая голову полотенцем. Волосы у него торчат в разные стороны, и сейчас они с Ильёй похожи ещё больше. Вот такой, лохматый и домашний, он совсем не похож на угрюмого строго мужчину, способного взглядом заморозить любого.

– Это я украл твои документы, Ива. Взял из сумочки. Чтобы ты не смогла исчезнуть, пока мы не встретимся и не поговорим.

В этом он весь. Резкий, бескомпромиссный. Ему легче рубануть с плеча, чем нежничать или пытаться смягчить ситуацию.

– Но я оставил записку. Чтобы ты поняла.

Я моргаю, выныривая из наваждения и облегчения, что затопило меня с головой. Снова возвращается тревога.

– Записку?.. Там ничего не было. Я перерыла всё, выворачивала содержимое сумочки. И карточки…

– Карточек я не брал. Только твои паспорта. Женя сказал мне, что карточки пропали. Я, наверное, не должен был так поступать, но в этом мне виделся выход. Я не мог отпустить тебя, пока мы не поговорим.

– А после разговора, значит, сможешь? – смотрю на дорогое мне лицо, и начинаю падать в пропасть. Медленно, как в кино.

– Это ты мне скажешь, Ива, – голос у Андрея срывается, летит за мной вслед, в пропасть, цепляет твёрдой рукой и удерживает, не даёт упасть окончательно. – Только ты можешь решить, нужен ли я тебе. С проблемами. Детьми. Прошлым, что есть часть меня. С двумя жёнами, одна из которых мертва, а вторая – тяжело больна. Это груз, Ива. Я его несу. Сможешь ли ты его разделить со мной? Вправе ли я взваливать на твои хрупкие плечи ещё и свои проблемы? Потому что не будет: мы отдельно, а остальная часть меня – отдельно.