В качестве критерия разграничения С. В. Познышев предлагал использовать такое понятие, как опасность насилия для жизни потерпевшего. По этой классификации побои не могли представлять опасность для жизни[380]. В принципе в этом же русле находились рассуждения Н. А. Неклюдова, по мнению которого «отличие обиды действием будет заключаться в том, что побои в обиде не подвергают опасности жизнь обиженного… и не имеют своим последствием болезни, лишающей его возможности труда и занятий»[381].

Кроме побоев к оскорблению представителя власти относились иные насильственные действия, например таскание за уши и волосы. Последние действия в том числе вменялись в вину крестьянину Кольченко, который в волостном правлении требовал от сборщика податей Алексейчика денег. Получив отказ, виновный обругал его, нанес пощечину и стал таскать за волосы[382].

Иными насильственными действиями также признавались хватание за одежду, различные части тела, бросание в чиновника каких-либо предметов. Так, Тиханов признан виновным в том, что схватил за шиворот полицейского надзирателя и со словами «пошел вон» оттолкнул его от себя[383]. Во время производства описи на квартире купца Кофмана последний грубо обругал судебного пристава Глаголева, а затем стал бросать в него грязное белье[384].

Несмотря на расширительное толкование насильственных действий, в дореволюционной литературе обращается внимание на то, что за пределами положений ст. 312 Уложения о наказаниях остались такие случаи посягательств на авторитет государственных органов, как различного рода оскорбительные выходки (обливание помоями, плевки и т. д.) и неприличные жесты. Последние в науке и судебной практике вообще относились к оскорблению словом («символические обиды»). Так, Правительствующий сенат в решении по делу Тихановского указал, что деяние виновного, выразившего телодвижением только грубое и оскорбительное предложение, обращенное к полицейскому надзирателю, а не намерение посягнуть на его личную неприкосновенность, составляет преступление, предусмотренное ст. 286 (оскорбление словом), а не ст. 285 Уложения о наказаниях (оскорбление действием)[385].

Н. А. Неклюдов писал: «Обида символическая есть оскорбление человека через посредство знаков и изображений, заменяющих собою слово и речь; но как слово говорится на воздух, на ветер, в пустое пространство, долетая до слуха человека лишь посредством колебания воздушных волн, не касаясь нисколько его тела, так и обида символическая, существенный признак которой заключается в том, что она видится, должна достигать зрения человека лишь через посредство световых волн, равным образом не прикасаясь его тела…»[386]. Возражая Н. А. Неклюдову, С. А. Цветков обоснованно отмечает, что телодвижения представляют собой самостоятельный способ передачи информации. Именно на этом свойстве зиждется выделение конклюдентных действий[387].

Ответственность по ст. 312 Уложения о наказаниях наступала в случае, если оскорбление наносилось чиновнику при исполнении или в связи с исполнением обязанностей по службе.

Согласно ст. 313 Уложения о наказаниях «кто ругательными или поносительными словами оскорбит чиновника, хотя не в присутственном месте, но однакож при исполнении им обязанностей службы или вследствие сего исполнения обязанностей его, тот … подвергается…». От предыдущего преступления это деяние отличается лишь одним – способом оскорбления; в силу прямого указания закона он может быть только словесным.