Ребята стояли, обступив полукругом, никто не решался разнять нас.

– Хватит пялиться,– зло сказала я, – глаза надорвешь!

Силач Ад усмехнулся и отпустил.

– Будь осторожна Эль, я такого больше не потерплю.

– Я не такая дура, сидеть и смотреть, как Вы4 играете на верняк5, и делать вид, что все правильно. Если пришли, играйте в боевую6, Вас здесь никто не обманывает.

– Только из уважения к Матильде Вам это сходит с рук, – Ад подошел к столу и начал собирать рассыпанные купюры.

– Только из уважения к Матильде, Вы еще живы, – бросила я ему и, пнув, перевернутый стул, вышла из круга.

Естественно, я была в такой ярости, что совсем забыла про порезанное плечо, я даже не знала, что там рана. Ничего не почувствовала.

– Будешь теперь ходить у меня на привязи! – хмурился Шершень.

– Я никому не позволю выставлять меня дурой! Особенно ему!

– Господи, как мне тебя образумить? – Матильда потрясла руками в воздухе,– ты меня в могилу так сведешь! Одна – дура, другая – старая!

– Не сведу.

– Когда уже у нас крематорий достроят?!

– Да, еще попроси спичку поднести! Матильда, о чем ты говоришь!?

– Я хочу, чтобы меня сожгли в крематории. Такими темпами и дальше, и я точно из-за тебя инфаркт получу.

– Ладно- ладно, не надо шантажировать! Я обещаю, что буду осторожнее.

– Тебе невозможно верить! – гроза аферистов ненадолго замолчала.

– Как ты себя чувствуешь?– после долгой паузы снова спросила Матильда.

– Уже лучше. Ад меня полоснул ядом и я ему…

Тут же у Матильды удивлено округлились глаза. Я поспешно прикусила язык. Слава богу, на первом этаже раздался звонок в дверь.

– Бабушка, это тебя!– крикнул Нейт на первом этаже.

– Лежи спокойно и не пытайся встать!– пригрозила Матильда, – иначе я посажу возле тебя внука на весь день!

– Милый, иди, смени повязку Эль, – ехидно сказала Матильда, стоя в дверях, – я буду в кабинете.

Я посмотрела на руку, сквозь ткань просочились капли крови, обрисовав порез в форме тонкого полумесяца.

Постучавшись, вошел Нейт. Высокий, худой, смуглый, с короткими черными волосами. Вчера я плохо его разглядела. Прямой нос, немного острый подбородок делали из него итальянца. Не то чтобы я видела настоящих итальянцев, но у меня именно такие представления о них.

Держит спину прямо, голова поднята, можно подумать, что он заносчив. Наверняка знает, что он совершенен. И меня раздражает его совершенство. Он очень изменился за те десять – одиннадцать лет, когда последний раз навещал Матильду. На два года старше меня, образованней, собранней… В общем, обычный честный гражданин.

Он улыбнулся одними глазами и молча сел рядом. Его рука так близко облокотилась рядом с моей, что я поспешно ее отдернула. Но он только нащупал на запястье пульс и отпустил. Потом развязал испачканные бинты, убрал марлю, пропитанную кровью и какой-то мазью. Порез затянулся по краям и лопнул, в центре все еще проступала кровь и сукровица, но гнилью больше не пахло. Нейт смазал рану по краям, слегка прикасаясь прохладными пальцами.

– Не жжет?

– Потерплю.

Закончив, он вышел, не сказав ни слова. Я осталась одна.

Вы думаете, что я слишком груба с ним? Просто он меня раздражает, чувствую себя рядом с ним глупой.

Силы постепенно возвращались. Я изрядно исхудала за эти дни в беспамятстве, но руки чесались отплатить Аду за нечестную игру. У меня есть небольшой револьвер марки «ледисмит», думаю пора им воспользоваться, и прострелить черную голову Ада. Я погрузилась в грезы о личной мести, но скоро заснула.

Нейт пришел только вечером, принес тарелку бульона и лекарства. Мне не хотелось встречаться взглядом. Он ничего не сделал мне плохого, ухаживал, помогал Матильде по дому, пока я пролеживала бока в кровати, но я бесилась, когда он находился рядом. Видимо, я плохо переношу знакомство с честностью. Особенно с такой красивой и вызывающей честностью. В детстве мы не ладили, я настоящая дикарка, грубая и неотесанная, он воспитанный и вежливый. У него всегда были любящие родители, теплая подушка, крыша над головой и добрые слова перед сном. Матильда любила приводить мне его в пример, пока я росла, но это возымело обратный эффект. Я и так знала свое место в этом мире и не собиралась прыгать выше головы. Мне никогда не быть в эпицентре честности и справедливости. Даже если бы я зарабатывала сотни миллионов, то это не помогло бы мне выбиться в люди и стать честной.