– А что же ты крема не расставил по местам? – поинтересовалась Анютка, – бухнул кучей. У Алевтины Владимировны все было расставлено тематически.

– Шутишь? Я что? Разве в этом можно разобраться? – Тимофей недоуменно оглядел на его взгляд аккуратно выставленные баночки и бутылочки.

Девушка, покачав головой на бестолковость жениха, со знанием дела принялась размещать косметику в исключительно женщинам известном порядке.

Молодой человек, не стесняясь, любовался своей избранницей. Его всегда удивляло ее желание изменить внешность – накачала какой-то дрянью губы, наклеила огромные ресницы, хотя свои были черными и длинными, перекрасилась в блондинку. Зачем? Тимофею все это казалось лишним и никому, особенно ему, не нужным. Он предпочитал натуральность, поэтому всегда ловил мгновения, когда сквозь наносное проступала его натуральная Анютка. Вот и сейчас щеки девушки порозовели, отчего лицо стало еще более миловидным. Довольный жених готов был сделать или отморозить еще что-нибудь эдакое, лишь бы подольше любоваться на неподвластный косметическим ухищрениям румянец своей избранницы.

– То есть ты, хитрюга, заходила в эту комнату и знаешь, как у мамы все тут стояло, – поймал он ее на маленькой лжи, – а впаривала: «Боюсь, боюсь!»

– Ну заходила пару раз, – потупилась обманщица, – мне никто не говорил, что нельзя. Я же ничего не брала. Можешь у Алевтины Владимировны спросить.

– Нюрочка, ты такая красивая, когда смущаешься, – не удержался парень. Он помнил, что девушка терпеть не могла, когда ее называли Нюрой. «Нюрки в деревнях коров доят», – всегда отвечала она, обижаясь, но у Тимофея нет-нет а срывалось это «простонародное» имя. – Никто тебе и не запрещает сюда заходить. Тем более, видишь, какая от тебя польза. Барахлишко мамино по местам расставила. Она и так будет в расстройстве от испорченных обоев, но по крайней мере, вся ее косметика окажется на месте.

Тимофей ощущал себя на плывущим на облаке счастья. Тот факт, что Анюта понимала, как расставляет косметику его мама, настраивал на мысль, что две его самые близкие женщины обязательно полюбят друг друга. Ему стоило помочь им лучше узнать друг друга. И тогда мама обязательно поймет, насколько его невеста чистая и добрая девушка.

После прохлады торгового центра уличная духота словно пуховая подушка приникла к лицам, делая бесполезными попытки полноценно вздохнуть. Курьеры стояли у торгового центра и, оглядываясь, пытались сообразить, куда им теперь держать путь. Юркому и вертлявому Гошке Хлыстикову прозвище Хлыст подходило как вторая кожа. Нельзя сказать, что парень был маленького роста, скорее чуть ниже среднего, но рядом с огромным Семеном Плешаковым он казался недомерком. Гордому представителю мужского рода осознавать подобную несправедливость было обидно, поэтому он никогда не забывал изобразить, кто из них двоих главный. Полное подчинение великана, обладающего недюжинной силой, не просто льстило, а поднимало парня в собственных глазах. Он надеялся, что и в глазах других тоже.

Однако, в данный момент было не до приятностей и не до послушания – миссия, как назвал их поездку мрачный получатель груза, которого охранники величали Никитой Максимовичем, не выполнена. Судя по взгляду мужика, если они не исправят положение, то можно было только догадываться, чем для них все закончится.

– Капец! Прохохоталось наше бабло, – пробасил великан, недоуменно всматриваясь в уходящие за горизонт высотки. Их количество не могло уложиться в его понимании жизни, привыкшем к просторам и двухэтажным домишкам.

– Хорош, Плешь, ты бы уж лучше сопел тихо в две дырки! – взвизгнул раздраженно Хлыст. – Какое бабло, идиот! Ты вообще чуешь своей огромной будкой, во что мы вляпались? Как тебя учудило потерять эту фигню? Если опять облажаемся и не отыщем груз, это с нас стопудово бабло потребуют! И это в лучшем случае.