– Хочу. – И замялся, раздумывая, говорить или нет. – Спасибо, вама. Завтра отец Дюша приедет. Он молил об окончании дождя. Спинку почешешь?
*********
Пробуждение получилось неожиданно ранним и неожиданно приятным, воистину «проснись и пой»! Впрочем, ничего удивительного, Тишка сопел рядом, уткнувшись конопатым носом в собственный кулак.
Помнится, Дюш и Кира тоже отказались уходить к себе, устав после битвы подушками и разнежившись. Ну не разгонять же их было – страшно нарушить такое редкое чувство единения. Просто мы есть друг у друга. Гунар еще попеняет мне за нарушение гендерных границ и будет прав. Но несколько мгновений самозабвенного детства для моих младших того стоят. И не только для младших. Ванька, хоть и не участвовал в побоище, ему подушки не досталось, зато, валяясь на войлочном ковре, хохотал, подзуживал и норовил подставить подножку.
Что бы Кирюша ни говорила, а братья окрепли. Раньше, в доме Сары, она, не напрягаясь, их обоих в рулончик скатывала, а вчера не устояла перед объединенными силами своих шуни: свалилась на мою кровать и заявила, что никуда больше не пойдет.
Пусть в тесноте и на самом краешке, но я отлично выспалась. Когда мелкий счастлив, всем вокруг хорошо. Эта особенность Тишки стала заметной, когда Пряжка заняла свое стойло. Скучать ласковой лошадке особо не давали, Аниза от нее не отходила, но только отношения коняшки с боженёнком, такие нежные и безусловные, эманировали добродушие и умиротворение. Вот диву даюсь: вокруг взрослые грубые мужики, но к золотоглазому нежному мальчику относились бережно. Гоняли с поручениями, не без этого. Кто у нас самый-самый салага? Правильно. Они с Бадом выглядели ровесниками, но юному ковалю могло и тумаков перепасть за нерасторопность. А Тишку никто не задевал, нет. Даже если он исчезал и его искали. Мы-то с Дюшем знали – раз спрятался, значит, с паствой общается, промысел божественный вершит. И за подсказками он ко мне теперь почти не обращался. Подозреваю, что Гунар в роли советчика ему предпочтительней. Около трех месяцев прошло, как Раштит вошел в нашу жизнь, а все не могу привыкнуть к этой его потребности быть чьим-то. Наверное, от долгой невостребованности. Но ничего, повзрослеет.
– Не хочу взрослеть, ты меня тогда любить не будешь. – Даже рассмеялась, к ментальной болтовне уже привыкла, а вот ментальный зевок… Но на самом деле все серьезно.
– Мелкий, ты не прав.
– Я не мелкий!
– Мелкий и всегда таким будешь, раз взрослеть не хочешь. Анизу же никто всерьез не принимает, и тебя так же. А любить мы тебя взрослого – умного, сильного и доброго – еще больше будем.
Кажется, задумался.
Хотелось еще поваляться, но утреннюю тишину прорвал хлопок. Громкий, но не страшный. Непривычный еще. Прикольный такой звук, как будто гигантский пузырь из жевательной резинки лопнул. Это сигнал, что Переправу пересек транспорт, одна штука. Сколько хлопков, столько телег. А раньше оповещатель был только у кого-то из офицеров. И начиналась суета с организацией досмотра. А теперь – хлопнуло, и те, кому положено, сами бегут на точку, офицеры никого не скликают.
Так это же Фарх-ар приехал. Что же я лежу? Тишка же вчера предупреждал!
Принесла ж нелегкая в такую рань норовистого степняка. Встал по привычке у задней двери. И дождь, как назло, усилился. Приехал, когда не ждали, теперь скандалит, требует срочной разгрузки. А как? Людей разбудить и под холодный ливень выгнать? Уж как торопилась, а пришлось-таки Байдану встречать поставщика, ведь еще даже побудки не было.
Ха! Байдан уже не тот затюканный кухарь, он скандалящему степняку даже отвечать не стал. Развязку эпической битвы характеров удалось пронаблюдать, чуточку приоткрыв вторую дверь, ту, которая вела в теплицу.