Сказать по совести, он за все это время, имею в виду, время своего пребывания в школе, особо гадостей сделать не успел. Наоборот. В моем присутствии Наследник Дома Черной Луны становился замкнутым и сосредоточенным, будто ожидал подвоха. Хотя видел пару раз со стороны, как он ведет себя, если не замечает моей скромной персоны. Нагло, высокомерно, самоуверенно. Либо старается соответствовать Розенкранцу и Бланту, либо такой же малолетний идиот. Впрочем, обе версии вполне правдоподобны.

Как бы то ни было, в кабинет Леонид притащил братика вместе со всеми. В смысле, вместе с нашей привычной компанией.

Интересно, конечно, но наставник остальных кадетов, как виновников случившегося, даже не рассматривал. Стоило ему и еще двоим учителям вынести дверь и ворваться в столовую, наш куратор сразу же направил свой гнев на Розенкранца, Павла, Антошку и меня.

– Вы что здесь устроили? – Спросил он тихим, подозрительно спокойным голосом.

А в помещении творился форменный бедлам, это точно.

– Почему «мы»?! – Сразу взвился Колька-придурок. – Это все он! Он! Заставил еду гоняться за нами! Накажите бастарда! Устроил тут фокусы! И кухарку. Она с ним в сговоре!

Наставники переглянулись, все трое. В глазах двоих учителей, тех, которые были мне незнакомы, я увидел насмешку. Мол, во дают, пацаны. Дел натворили, а теперь сказки рассказывают. Сразу стало понятно, что истерику Николая всерьез никто не принял.

– Кадет Розенкранц, прекратить вести себя, как девчонка. – Все таким же спокойным голосом осек его Леонид. – Не позорьте Дом. И свои сочинения на вольную тему оставьте до урока русской литературы и языка. Там они наверняка пригодятся. А сейчас…

Наставник повернулся ко мне.

Мы с Борькой по-прежнему сидели за столом. Я как раз дожевал остатки пищи, а Борька улыбался, смотрел на окружающую действительность с блаженным выражением физиономии, и бесил этим даже меня.

Вид у него был как у кота, который обожрался сметаны. У него вообще был подозрительно обожравшийся вид. Я это только заметил. Для одной тарелки салата немного странно.

– Судя по тому, что вы находитесь в одном помещении, и здесь произошла какая-то удивительная история, подозреваю, остальных пострадавших можно не рассматривать, как виновников, потому что они и есть пострадавшие. – Сделал вывод Леонид, – Розенкранц, Блант, оба Карамзина, бегом в кабинет директора!

Я пожал небрежно плечами, поднялся из-за стола и с невозмутимым видом направился к выходу из столовой.

Мои «друзья» столь сговорчивыми не были. Они принялись спорить, наперебой поясняя Леониду, что куры вот только несколько минут назад бегали, как живые. Наставника это выбесило окончательно. Он резко развернулся к одному из тех бедолаг, которым «посчастливилось» оказаться в самом эпицентре событий и сурово спросил:

– Куры были?!

Пацан вытаращил глаза, открыл рот, собираясь рассказать правду, но… вместо слов у него вырвалось мычание. Рот был немедленно закрыт а лицо говорившего стало сосредоточенным. Он снова ещё раз попытался высказаться. Эффект получился тот же. Мычание.

Это так напугало кадета, что он после третьей попытки заплакал. В прямом смысле. Просто продолжал мычать, размазывая слезы по щекам.

– Тааак… – Интонации в голосе Леонида стали совсем нехорошими. Угрожающими. – А ты? Были куры?

Наставник повернулся к следующему пацану, который испуганно жался к стеночке. Ситуация повторилась. Мычание, глаза, которые лезут на лоб от страха, и слёзы. Причём обо всем остальном детишки говорили вполне внятно. Однако стоило Леониду вернуться к вопросу о случившемся, у всех свидетелей моментально пропадал дар речи. В полном смысле этого слова.