– Издеваются. – Категорично заявил один из незнакомых учителей. – Мы их слишком расслабили. Пора снова возвращаться к драконьим мерам воспитания. А я говорил господину директору, нельзя ослаблять вожжи. Нельзя.

– Хозяин… – Борька толкнул меня локтем в бок. У него манера такая дурацкая. Если спрашивает, непременно тычет чем-нибудь. – Это ты их запечатал?

– Нет. – Я покачал головой, с удивлением наблюдая за мычащими и рыдающими кадетами. – Сразу просто рассчитывал, что в такой бред никто не поверит. В столовой кроме нас и этих придурков ещё человек десять посторонних присутсвовало. Однако все они – мелкие. Старшие курсы приходят позже. Кто воспринял бы всерьез слова детей об оживших цыплятах? Я печать не ставил, это точно…Странная история.

– Интересно… – Согласился Борька. – А кто же тогда? Это не так просто, запечатать определённые слова или определенную тему для живого человека.

– Не знаю… – Я задумчиво нахмурился. Бетайлас совершенно прав. Совсем непросто. Тем более, когда речь идёт о закрытом мире. Тут подобные фокусы, пожалуй, невозможны. – Но скажу тебе так, Борис, кем бы не был таинственный создатель «печати», меня его существование вообще не радует. Только этого нам не хватало.

– Может, Смерть? – Борис вопросительно поднял брови.

Мы стояли у выхода из столовой, почти в коридоре, и нашей беседы никто не слышал.

– Нет. Ей нельзя применять Силу в этом мире. Все, что она может, это небольшие фокусы, легкие проклятия, привязанные к человеческой ауре, усиление существующих изменений. В любом другом случае присутствие Валькирии в Закрытом мире обнаружат ее родственники…

– Эм… Да… Кстати… У меня тоже есть некоторые новости. – Смутился вдруг Борька. – Сразу не понял, только потом ощутил, под самый конец… Эманации человеческих чувств… Когда кадеты бегали в ужасе по столовой и бились о дверь, я вдруг осознал, что могу впитывать их растерянность, страх, панику. Могу делать то, ради чего мы, духи, вселяемся в живых. В общем, я поглотил все, что они испытывали.

Я отвлекся от созерцания Леонида и всех, кто находился рядом с ним, повернулся к Борису лицом. Пару минут мы с Борькой пялилось друг на друга. Молча. Он с виноватым видом. Я с обалдевшим.

– Не может быть. – Наконец, созрела мысль в моей голове и я ее сразу озвучил.

– Сам в шоке, господин. – Развел руками Борька. – Как правило мы питаемся эмоциями того человека, в теле которого находимся. Ну… В стандартном случае. Я говорю о тех одержимых, которые доставались мне ранее… А вот чтоб посторонних…

Договорить мы не успели, потому что в этот момент Леониду надоело слушать Розенкранца с дружками. Он резко велел им заткнуться и следовать в сторону кабинета директора. Впрочем, как и мне.

Борька, само собой, топал рядом. Наставник даже не стал на это раз говорить о том, что слугу не приглашали. Просто глянул на бетайласа, нахмурился и все. Видимо, смирился. Вот так мы оказались в кабинете Левина. И уже минут двадцать ждали приговора. Просто бо́льшая часть этого времени ушла на крики и ругань директора.

– Значит мое решение таково. – Повторил господин Левин. – Столь вопиющее поведение не может остаться безнаказанным. Физическое наказание вам ни о чем не говорит и ни чему не учит, я уже понял. Пробовали. Не так ли кадет Розенкранц? Соответственно, пойдём другими путями. С сегодняшнего дня, каждый вечер, на протяжении недели вся ваша дружная компания будет облагораживать близлежащую территорию.

Левин высказался и замолчал. В кабинете повисла тишина. Только она, эта тишина, была разной.

Михаил Сергеевич, к примеру, выглядел злобно-довольным. Будто он сейчас влепил нам знатную такую плюху. Вот только в чем подвох, не понял вообще никто. Уборка? И все?