Основными аргументами в пользу этого нововведения назывались, во-первых, большое число подобных; во-вторых, то, что непризнание их правового значения больно ударяло по интересам женщины, остававшейся еще материально зависимой от мужчины.

Судебная практика, как и КЗоБСО, не давала никаких преимуществ зарегистрированному браку перед фактическим.[62] Например, по одному делу ГКК определила, что фактическая жена имеет право на наследование имущества лица, с которым она находилась в фактических брачных отношениях, хотя бы наследодатель и состоял одновременно в зарегистрированном браке.[63] В соответствии с другим определением ГКК наличие фактических брачных отношений, в которые истец вступил при нахождении в другом, зарегистрированном браке, не являлось двоеженством. Но суд в этом случае, устанавливая срок начала фактических брачных отношений, должен был признать прекращение с того же момента зарегистрированного брака.[64] Судебная практика (определением ГКК) допускала и многоженство: если было установлено, что ко дню смерти наследодатель состоял в двух фактических браках, то обе фактические жены имели право на наследование его имущества.[65]

Вместе с тем фактические брачные отношения в полной мере не были приравнены к браку. Для того чтобы влечь за собой юридические последствия, в частности применение при разделе нажитого имущества правил об общей совместной собственности, этот факт согласно ст. 12 КЗоБСО должен был подтверждаться в суде на основе следующих доказательственных фактов: совместного жительства, наличия при этом сожительстве общего хозяйства и выявление супружеских отношений перед третьими лицами, в личной переписке и других документах; также в зависимости от этих обстоятельств учитывалась взаимная материальная поддержка, совместное воспитание детей и пр. Утверждалось, что настоящие брачные отношения могут сложиться только на основе экономической связи, «под брачные отношения должна быть подведена хозяйственная база».[66] По определению Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда СССР от 10 декабря 1939 г., отсутствие этих доказательств во взаимоотношениях между мужчиной и женщиной свидетельствует о наличии между ними не брачных отношений, а случайной связи, которая не охранялась законом и наличие которой не влекло за собой никаких правовых последствий.

Согласно редакции ст. ст. 7 и 8 КЗоБСО узаконенные сожители в отличие от супругов не имели права носить общую фамилию, претендовать на изменение гражданства в упрощенном порядке. Однако судебная практика уравняла их с супругами в наследственных правах. Пенсионное и страховое законодательство признавало за незарегистрированным супругом право на пенсию и пособия.

Принятие постановления о запрещении абортов показало, что в советском семейном праве произошел перелом. Данное постановление явилось первым нормативным актом Советского государства, направленным на «укрепление семьи» вместо ее «раскрепощения». Первый шаг в этом направлении – некоторое усложнение постановлением от 27 июня 1936 г. процедуры расторжения брака (для регистрации развода стали необходимыми личное присутствие обоих разводящихся супругов и уплата пошлины). Однако о восприятии законодателем нового взгляда на брак и семью больше, чем само постановление, свидетельствовали материалы периодической печати тех лет, появлявшиеся в связи с его обсуждением и принятием. Отдельные публикации видных юристов-специалистов по семейному праву в связи с постановлением о запрещении абортов подчеркивают необходимость принципиальных изменений брачно-семейного законодательства.