– Этого ты, мой дорогой, надеюсь, отрицать не будешь?

Задав вопрос, Оксана повернула мужской подбородок к себе и ждала того, как ее муженек начнет изворачиваться. В этом он мастер и еще какой, но невозможно сказать на белое, что оно черное. Хотя, как знать.

– Сана-Сана! – Жека болезненно поморщился.

Его загнали в угол, и выйти из него без потерь не удастся. Проще заключить по этому вопросу бессрочное перемирие, сделать вид, что…

– Не стоит так думать, мое Солнышко, не стоит. Для всех нас лучше, если он будет сыном Мальцева. Может, оно так и есть. И ни к чему эти никому ненужные разборки. Мальчик похож на мать, а вовсе не на меня.

– Жека, – Оксана опустилась на колени к мужу и прижалась к нему. – Но оно и на самом деле так. Если бы ребенок родился в конце декабря, пусть в середине его, но не в ноябре же. Пойми же, что восьмимесячные дети не рождаются. Вот семимесячные еще могут. Это твой сын, не спорь со мной. Если к нему приглядеться, то и невооруженным глазом заметны некоторые характерные черты.

– Хорошо, Сана, – Малахов тяжело вздохнул. – И что мы будем делать? Каждый день пережевывать? Давай, вспомним, что у меня есть ребенок от первой жены. И к ней ты меня тоже будешь ревновать?

– Буду, конечно, буду! – она упрямо вздернула свой чудный носик. – Еще как буду! Ко всем, кто хоть частичку оторвал от всего, что должно было с самого начала принадлежать мне и только мне и больше никому. Эти женщины уже изначально виноваты в том, что посягнули на то, что безраздельно должно принадлежать только мне одной, мне и только мне.

– Ты, моя мелкая собственница, – муж ласково провел рукой по ее рыжим волнам. – Собственница… собственница…

– У, еще какая! – ревнивые искорки вспыхнули, выбросив сноп огня.

Раз у них пошла такая пьянка, Малахов с отчаянной безрассудностью закинул крючок с животрепещущей наживкой:

– Девушка, я молчу про то, что ты работаешь рядом с Ковальчуком. Если только я начну совершать исторические экскурсы! У, сколько там всяких подводных камней и рифов.

– А ты попробуй! – Оксана учащенно задышала и сердито зашипела. – Узнаешь еще, где раки зимуют! – шерсть встала дыбом, и тигрица стала выпускать наружу острые коготки. – Ты еще меня до конца не знаешь. Я могу быть такой, если кого-то довести до точки кипения и не возврата!

– Знаешь, дорогая моя! – возмутился он. – Это несправедливо. Это матриархат дремучий! Мы так с тобой не договаривались!

Женские плечики гордо выпрямились, приподнялся независимый и упрямый в своей неподсудной правоте подбородок:

– Ты обещал мне, что будешь любить только меня, и все! И больше никаких других чему-то обязывающих меня условий. Вот и все.

– Как все? – муж недоуменно поводил глазами, пытался достичь некой справедливости. – А ты, ты мне, что, напомни-ка, обещала?

– То, что все время буду рядом с тобой. Только и всего, – нежно-нежно промурлыкала Оксана.

Едва смог Малахов скрыть улыбку. Снова у него на коленях сидела милая и ласковая кошечка. Его любимая женушка могла быть настолько разной. Только что из ее глаз искрился колючий лед. А вот снова в них разлилась необъятная синь ласкового моря. И за это он тоже любил ее!

– И я с тобой рядом. Слышишь, как бьется мое сердце? Слышишь? Ну, вот! А ты говоришь! – сама преданность заглядывала в его глаза. – Ой, Жека, у тебя ресничка в глазу. Загадай желание. Загадал? В каком?

– В левом, – не раздумывая, ответил муж, конечно же, заметив, куда за секунду до этого был устремлен чей-то полный загадочности взгляд.

Ловкость глаз и никакого с его стороны мошенничества.

– Смотри-ка, снова угадал! – она, недоумевая, пожала плечами. – И что мы загадали на этот раз?