– Это совсем другое дело. Это моя работа, – возразил капитан, снова становясь суровым.

Вновь воцарилось молчание.

– Э-э-э… что с тобой происходит? – спросил коммандер, слегка ерзая в кресле. – Я слышал, ты съехал с катушек. Извини, что не мог с тобой встретиться. Эта чертова война…

– Я все понимаю.

– Ну? – яростно спросил его брат. – Что случилось?

– Я должен был написать статью о пожаре. Мы с фотографом были на строительных лесах. Они рухнули… В общем, мы попали в самое пекло. Я не успел сильно обгореть – меня вовремя вытащили. Но обломки придавили бок и ногу. Я мог навсегда остаться парализованным. Однако мне повезло: я лечился у лучшего врача в мире. А Том Миллер погиб.

Последовала еще одна пауза. Коммандер недовольно втянул носом воздух:

– Хм… Сдали нервы?

– Нет. По крайней мере, я так не думаю.

– И как ты себя чувствуешь сейчас?

– Сыт по горло.

Капитан кивнул.

– Почему возвращаешься в Англию?

– Нельзя сохранить работу в нью-йоркской газете, почти год проторчав в лазарете. Со мной, однако, поступили чертовски порядочно – оплатили все расходы до последнего пенни… Эта война будет расползаться, Фрэнк. Думаю, я смогу найти себе применение в Лондоне.

– Хм… Деньги?

– Все в порядке, спасибо.

– Я сказал: деньги? – прорычал коммандер.

– И я говорю тебе: все в порядке, спасибо. Мне ничего не нужно.

Коммандер выглядел несколько озадаченным. Они, как всегда, готовы были сцепиться. Старший Мэтьюз сидел, поворачиваясь то вправо, то влево под скрип вращающегося кресла. Один раз судно дало такой крен, что сердце Макса болезненно сжалось, а голова слегка закружилась. Капитанское кресло заскользило по полу и чуть не опрокинуло кофейный сервиз на центральном столике с перильцами по периметру. Капитан вскочил. Казалось, он почувствовал облегчение оттого, что ему пришлось отвлечься.

– Кофе?

– Спасибо.

– Бренди?

– Благодарю. Фрэнк, что у тебя на уме? Что тебя беспокоит?

Коммандер отвернулся, но Макс успел заметить, как кровь прилила к лицу брата и на лбу проступили синие жилки. Старший Мэтьюз наполнил кофейные чашки. Потом достал из стенного шкафчика бутылку и два пузатых бокала. Бросив взгляд на переговорную трубу, которая сообщалась с мостиком, плеснул в бокалы бренди.

– Полагаю, ты не знаешь, – продолжил он, не сводя глаз с бутылки, – что мы нашли две мины замедленного действия, заложенные в трюм непосредственно перед отплытием.

Снова воцарилось молчание.

– Имей в виду: я спущу с тебя шкуру, если ты кому-нибудь об этом расскажешь! Но это факт. Они должны были взорваться часов через шесть после отплытия из Нью-Йорка. Если бы Крукшенк их не нашел, мы бы все сейчас играли на арфах в небесных чертогах. – Он со стуком поставил бутылку на стол.

– Меры предосторожности… – начал Макс.

– Меры предосторожности! – фыркнул капитан. – Ты видел толпу агентов на пристани. Мы приняли все возможные меры предосторожности. Изучили каждый дюйм судна под микроскопом: ни мин, ни безбилетников – ничего. Ладно, забудь! – беспечно добавил он. – Мы справимся.

– Надеюсь.

– Но это ответственность, знаешь ли. Нельзя отрицать, что это налагает ответственность.

– Мягко говоря.

– Да. Хорошо. Послушай… – Капитан нахмурился. – Поскольку ты на борту, я бы счел за одолжение, если бы ты… держал ухо востро. Понимаешь? Я уверен в своей команде, в каждом из них. Но я не так уверен в пассажирах.

Макс выпрямил спину:

– Ты что, хочешь сказать, будто у кого-то хватило бы духу остаться на судне после того, как он заложил мину в трюм?

– Честно говоря, – произнес коммандер с таким видом, словно делал брату великодушную уступку, – эти мерзавцы сотворили бы что угодно, если бы увидели возможность уничтожить такой груз. – Капитан снова упер руки в бока. Улыбка опять тронула его губы, но на сей раз «официальная», белозубая, подозрительная и не слишком весомая. Потом он добавил: – Я ничего не могу тебе сказать, Макс. Я подчиняюсь приказу адмиралтейства. Так что держи рот на замке. А я с девятью пассажирами…