Соседи стали смотреть друг на друга с подозрением, опасаясь, что за маской добропорядочного жителя может скрываться настоящий монстр. Страх поселился в их сердцах, не давая спокойно спать по ночам. И даже спустя годы, когда раны от трагедии немного затянулись, память о Хинтеркайфеке продолжала жить в каждом доме, напоминая о том, как хрупка жизнь и как легко она может быть разрушена. Эта трагедия оставила неизгладимый след в истории этого маленького, ничем не примечательного уголка Баварии, превратив его из символа спокойствия и умиротворения в символ ужаса и загадки, которую так и не удалось разгадать до конца.

Не столько слухи о преступности и беззаконии, о гиперинфляции и голоде, доходившие из больших городов, – эти новости доходили обрывочно, словно кто-то пытался рассказать о кошмаре, но не мог подобрать слов, – сколько необъяснимый, леденящий душу страх, висевший в воздухе, заставлял людей вздрагивать от каждого шороха и крепко запирать двери на ночь.

Старуха Грета, чьё лицо испещряли глубокие морщины, словно карта будущих бед, сидела у окна, наблюдая за сгущающимися сумерками, и шептала соседке, крестясь:

– Говорят, в Мюнхене совсем плохо… Хлеба не достать, – прошептала старуха Грета, и её голос дрожал, словно от озноба, хотя в натопленной избе было жарко. Она отвела взгляд от окна, за которым сгущались багровые сумерки, словно не решаясь смотреть в лицо надвигающейся беде.

– А что будет дальше? – испуганно спросила соседка, фрау Шмидт, нервно теребя крестик на груди. В её глазах плескался первобытный страх, словно она чувствовала приближение чего-то ужасного, чего не могла объяснить.

Грета помолчала, прислушиваясь к тишине, нарушаемой лишь потрескиванием дров в печи. – Дальше… – прохрипела она наконец, и её голос звучал зловеще, как карканье вороны. – Дальше будет хуже. Голод – это ещё не самое страшное. Зло… оно уже здесь. Оно прячется в тени, ждёт своего часа. И скоро оно выйдет на охоту. Молитесь, фрау Шмидт. Молитесь, чтобы оно обошло нас стороной. Но боюсь… боюсь, наши молитвы не будут услышаны.

А на самом краю деревни, в полукилометре от Гробена, у самой кромки зловещего Ведьминого леса, стояла ферма Хинтеркайфек. Она выделялась на фоне аккуратных и ухоженных домов Гробена, словно тёмное пятно на светлом фоне. Место, о котором шептались за спиной, место, которое обходили стороной, особенно после захода солнца.

Ферма Хинтеркайфек… о ней ходили дурные слухи, что земля там проклята, что урожай никогда не бывает хорошим, а скот часто умирает без видимых причин. Как поговаривали в Гробене, там обитало не просто зло, а что-то древнее и могущественное, что-то, что лучше не тревожить. Говорили, что в лунные ночи над фермой видят странные огни, а из леса доносятся жуткие вопли. Ферма Хинтеркайфек – это место, где заканчивается свет и начинается тьма.

Глава

4

4 апреля 1922 года – дата, которая навсегда останется выжженной клеймом в памяти Гробена и всей Баварии. В этот день мирный сон деревни был грубо прерван страшной вестью, пронёсшейся по окрестностям словно похоронный звон. Все обитатели фермы Хинтеркайфек, расположенной всего в нескольких километрах от Гробена, но в совершенно ином мире от того, что царил в умиротворённой деревне, были найдены зверски убитыми.

Новости об этом событии, передаваемые шёпотом, обрастали жуткими подробностями, леденящими душу. Сначала не верили, думали – выдумки, страшилки. Но, когда слухи подтвердились, ужас сковал сердца.

Несмотря на то, что в истории Германии случались и гораздо более масштабные преступления, трагедия Хинтеркайфека выделялась своей особой, запредельной мрачностью. Она не просто потрясла общественность, но и коснулась самых потаённых уголков человеческой души.